Я спросил его, а где Бабба, и он как-то странно на меня посмотрел.

— Он отправился прямо туда, — сказал он. А я спросил, не могу ли я лететь на том же вертолете, что и Бабба, но сержант Кранц сказал, что его повезут последним, так как он мертв.

Они укололи меня большой иглой, с какой-то дрянью, от которой стало легче. Последнее, что я помню, это то, что я схватил сержанта Кранца за руку и сказал ему:

— Я никогда ничего не просил, но не могли бы вы обещать мне, что лично погрузите Баббу на вертолет и точно привезете его назад?

— Конечно, Гамп, — сказал он. — Черт побери — да уж теперь-то мы можем устроить его хоть первым классом!

Я провалялся в госпитале Дананга два месяца. Не так уж много для госпиталя: там мы спали под сетками от москитов, деревянный пол чисто мыли дважды в день, в общем, от такого жилища я давно отвык.

И должен вам сказать, что там были люди, раненый гораздо сильнее, чем я

— у некоторых бедняг были не было рук, ног, кистей и ступней, и Бог знает чего еще. Некоторым пули попали в живот, грудь или в лицо, а по ночам палата напоминала камеру пыток, потому что ребята плакали, стонали, рычали и звали своих мамочек.

Рядом со мной лежал парень по имени Дэн, он горел в танке. Кожа у него была обожжена повсюду и из него торчали разные трубки, но я никогда не слышал, чтобы он кричал. Он говорил со мной совершенно спокойно. и через пару дней мы подружились. Дэн был из Коннектикута и преподавал там историю, пока его не загребли в армию и не отправили во Вьетнам. Он был такой умный, что его послали на офицерские курсы и сделали лейтенантом. Я был знаком со многими лейтенантами, но все они были такими же простыми парнями, как я, а Дэн был совсем другой.

У него была своя теория относительно того, что мы тут делаем — что-то вроде того, что это зло с благими целями, или наоборот, но так или иначе, мы делали не то. Как танковый офицер, он считал, что не дело воевать танками в местности. где большинство территории — болота или горы. Я же рассказал ему о Баббе и прочем, и он кивнул головой и грустно сказал, что пока это дело не кончится, погибнет еще немало таких, как Бабба.

Примерно через неделю, они перевели меня в другую часть госпиталя, куда помещали тех, у кого дела шли хорошо, но я каждый день приходил в интенсивную терапию, повидаться с Дэном. Я играл ему на гармонике, и ему нравилось. Моя мама прислала мне коробку с батончиками Херши, и они дошли до меня как раз в госпитале, и я хотел поделиться с ними с Дэном, но ничего не вышло, так как они разрешали ему есть только через трубки.

Мне кажется, что эти разговоры с Дэном сильно повлияли на меня. Я знаю, что мне не по силам изобрести свою теорию, потому что я идиот. А может быть, дело в том, что просто никто не хотел тратить время на разговоры со мной. По теории Дэна выходило, что все, что с нами происходит, что бы это ни было — это все происходит в соответствии с природными законами, которые управляют всем миром. Теория была слишком сложная, но суть я понял и это изменило все мои представления о мире.

Ведь всю жизнь до этого я ни черта не понимал в происходящем. Что-то случалось со мной, потом еще что-то, потом еще — и я не видел в этом никакого смысла. Но Дэн объяснил мне, что все это — часть одного большого плана, и наше дело — понять, в чем этот план, и найти свое место в нем. После того, как я это узнал, окружающее стало для меня гораздо понятнее.

За это время мне стало гораздо легче, и моя задница поправилась. Врач сказал, что на мне все заживает, «как на собаке» или что-то в этом духе. В госпитале у них была комната для отдыха, как-то я забрел туда, а там двое парней играли в пинг-понг. Некоторое время я смотрел на них, а потом попросил дать поиграть. несколько первых мячей я пропустил, но потом как от нечего делать обыграл обоих парней.

— Ну и скор ты для такого великана, — сказал один из них. Я только кивнул в ответ. Потом я каждый день играл в пинг-понг, и неплохо научился играть, можете мне поверить.

Днем я навещал Дэна, а по утрам был свободен, и они разрешали мне делать все, что угодно. Для таких парней, как я, был специальный автобус, он отвозил нас в город, чтобы мы могли купить всякой хрени в лавчонках косоглазых в Дананге. Но мне это было ни к чему, поэтому я просто разгуливал и наслаждался пейзажами.

Около берега был рынок, на нем продавали рыбу и креветок. Я купил там креветок, и госпитальный повар сварил их для меня. Креветки были очень вкусные и я хотел, чтобы Дэн тоже их попробовал, но он сказал, что разве только мне удастся растолочь их и пустить по трубке. Он сказал, что попросит медсестру сделать это, только я понял, что он просто шутит.

В ту ночь я лежал на своей койке и думал о Баббе — как он любил креветок и как ему хотелось завести лодку. Бедняга Бабба! Назавтра я спросил Дэна, неужели, когда убили Баббу, это тоже соответствует чертову закону природы. Он ответил так:

— Должен сказать тебе Форрест, что эти законы не всегда приятны для нас. Но все-таки, это законы. Например, когда в джунглях мартышка попадается в лапы тигру, то это плохо для мартышки, но хорошо для тигра. Так вот обстоит дело.

Через пару дней я снова пошел на рынок, и там был один косоглазый с целым мешком креветок. Я спросил его, где он взял столько креветок, и он стал что-то бормотать, потому, что не понимал английского. Тогда я начал говорить при помощи языка жестов, как индейцы, и через некоторое время он меня понял и сделал знак, чтобы я шел за ним. Сначала я немного боялся, но потом увидел, как он улыбается, и пошел за ним.

Мы прошли примерно с милю, и он вывел меня на пляж, где были лодки и все такое прочее. Только он не повел меня на лодку, а отвел в заросли тростника, где у него было что-то вроде пруда, и проволочные сетки. Вода поступала сюда, когда в Китайском море начинался прилив. Этот сукин сын ВЫРАЩИВАЛ креветок в этом пруду. Он закинул в свой пруд сетку и вытащил оттуда штук десять креветок, положил их в мешочек и дал мне. Я ему взамен дал плитку шоколада Херши, и от счастья он чуть не лопнул.

В тот вечер на плацу около штаба показывали кино, и я пошел туда. Несколько парней в первом ряду затеяли драку из-за чего-то, и одного из них швырнули так, что он пробил экран. На этом кино кончилось. В ту ночь я лежал на своей койке и размышлял. Вдруг я понял, что буду делать, когда они отпустят меня из армии! Я сделаю себе маленький пруд и буду выращивать в нем креветок! Может быть, мне не удастся достать лодку, как хотел Бабба, но наверняка я смогу найти местечко в зарослях и проволочную сетку. Вот так я и сделаю, и Бабба был бы мной доволен!

Несколько недель я ежедневно ходил по утрам на то место, где маленький косоглазый выращивал креветок. Его звали мистер Цзи. Там я просто сидел и смотрел, как он управляется, а он мне объяснял. Сначала он ловил по зарослям вокруг пруда мальков креветок при помощи маленькой сетки и выпускал их в пруд. Потом, когда начинался прибой, он бросал в пруд всякие объедки и прочую дрянь, на них плодились маленькие слизкие жучки, а их поедали креветки и от этого толстели. Это было так просто, что любой имбецил смог бы с этим без труда справиться.

Через несколько дней из штаб-квартиры в госпиталь прибыли какие-то чинуши и радостно говорят:

— Рядовой Гамп, Конгресс США награждает вас за проявленный героизм Почетной медалью, и послезавтра вас отправят в США, чтобы сам президент вручил Вам эту награду!

Это было совсем рано утром, и я еще лежал в койке, раздумывая, не пойти ли мне в душ, а они стояли вокруг, и явно ждали, что я им отвечу. Наверно они думали, что я запрыгаю от радости. А я просто сказал им:

— Спасибо, — и закрыл пасть. Наверно, вот это и значит следовать законам природы.

Когда они убрались, я пошел навестить Дэна в интенсивную терапию. Но когда я туда пришел, то его не было, койка пуста, а матрас свернут. Я страшно испугался за него и побежал искать дежурного врача,