притянул ее локоть к себе. Она инстинктивно прижалась к нему. Так они прошли квартал до Четвертой авеню и стали спускаться по ступенькам в метро.

— Это та самая линия, по которой мы ехали в Оул Хэд-Парк, — сказал Абрамс.

— Точно. Значит, по ней я попаду в Манхэттен?

— Да. А я доеду с вами до Бороу-Холла. Вы выйдете на… Послушайте, что мы все вокруг да около? Едем к вам или ко мне?

— Ни то, ни другое, — ответила она.

Тони вопросительно посмотрел на нее.

— Дом на Тридцать шестой, — прошептала она быстро. — Там безопасно.

Он почувствовал, как сердце подпрыгнуло у него в груди.

— Хорошо.

— Хотя нам и придется спать в разных комнатах, — продолжала Кэтрин, — вы можете прийти ко мне ночью… Или я приду к вам.

— Нам нужно сразу определиться, чтобы не разминуться.

Она рассмеялась и обвила его шею руками, спрятав лицо у него на груди. Он понял, что она плачет. Через секунду Кэтрин справилась с собой и сказала:

— Это был один из самых ужасных… и самых счастливых дней в моей жизни. Будьте осторожны сегодня. Каким бы ни было ваше задание, будьте осторожны.

Абрамс заметил, что люди обходят их, поскольку они стояли посредине лестницы.

— Может, возьмем такси, съездим по домам, возьмем свои вещи…

— Ладно. — Она выпрямилась и глубоко вздохнула.

Они отошли к краю тротуара, чтобы поймать такси.

— А Торп? — спросил Абрамс.

— Что Торп? Я не испытываю к нему никаких чувств.

— А гнев? Возмущение?

— Нет, ничего… Может, это и глупо. Похоже, вы раскусили его раньше меня.

— Так вы все-таки пойдете сегодня на вечеринку к ван Дорнам?

— Конечно, это же бизнес, — улыбнулась Кэтрин.

— Вы не исключаете, что Торп тоже появится там?

Кэтрин подумала секунду и ответила:

— Я знаю его достаточно хорошо. Для него ведь это тоже бизнес.

Тони Абрамс смешался с праздничной толпой на Пенн Стейшен и сел на трехчасовой поезд до Гарден-сити, Лонг-Айленд. Ехать было недалеко, но Тони хватило времени на то, чтобы прокрутить в голове все события этого сумасшедшего дня: Кармин-стрит, пробежка по Бруклину, Торп, кладбище… Он подумал об этом англичанине, Марке Пемброуке. Еще одна темная лошадка, по определению Кэтрин, с собственным кабинетом в Рокфеллеровском центре.

Вместе с Кэтрин они доехали на такси до его дома, где он забрал некоторые свои вещи, включая костюм, в котором Тони был сейчас, и удостоверение личности. Потом они поехали на Кармин-стрит, где Кэтрин взяла кое-что из своих вещей. Далее они проследовали в дом на Тридцать шестой улице. По дороге между ними возникло то ощущение некоторой неловкости, какое обычно возникает между мужчиной и женщиной, когда они знают, что едут заниматься любовью в первый раз.

Дом на Тридцать шестой находился под наблюдением. Когда Тони и Кэтрин подошли к входной двери, дорогу им преградил полицейский в штатском. Он попросил их назвать себя и спросил о цели визита.

— Я Абрамс, — сказал Тони. — И пришел сюда без всякой цели.

— А Спинелли говорит, что вы уже труп, — хмыкнул полицейский.

— Напротив, я прекрасно себя чувствую, — ответил Тони.

Он взял Кэтрин за руку, и они вошли в дом. Они ожидали встретить Клаудию, однако ее не было. Но Абрамс был уверен, что после вечеринки у ван Дорна она вернется, и тогда с ней можно будет поговорить. Он полагал, что в этой цепочке Клаудия — самое слабое звено, и рассчитывал расколоть ее еще до утра.

Кэтрин прошла в комнату, которая когда-то была ее детской. Именно в эту комнату Клаудия проводила Абрамса в тот вечер, когда происходила встреча ветеранов УСС. Свои вещи Тони отнес в спальню, находившуюся наискосок от спальни Кэтрин, потом вернулся и помог ей распаковаться. Разложив вещи, Кэтрин повернулась к нему:

— Странно все-таки оказаться в комнате своего детства.

— Я бы сказал, не странно, а сладостно, — произнес Абрамс.

Кэтрин подошла к нему. Глядя на нее, Тони удивлялся, что мог когда-то мысленно называть ее Снежной Королевой.

Они любили друг друга на кровати с пологом. Тони был рад, что не успел осквернить ее с Клаудией. Их первая близость была наполнена страстью, радостью открытия и восторгом удовлетворения. Для Абрамса действительность превзошла все самые смелые его фантазии.

— У меня такое чувство, будто я утолила шестимесячный голод, — пошутила Кэтрин.

— Шестимесячный?

— Ну, может, семимесячный. А ты?

После секундного колебания он ответил с той прямотой, которая была свойственна и ей:

— А я утолил голод, который мучил меня с первого дня работы в фирме О'Брайена.

Кэтрин поцеловала его. Они договорились встретиться утром в кафе «Брасир» в том случае, если кто-либо из них не вернется до рассвета в дом на Тридцать шестой.