губит жизнь своего собственного ребенка; больше того, она препятствует ему сделаться честным человеком и начать новую жизнь. Поверьте мне, милая Ольга, как только Король контрабандистов женится на вас, вы, конечно, уж не позволите ему подвергать себя выстрелам пограничной стражи и уговорите его покинуть эти окрестности и в другом месте заняться честным трудом.

— В сущности, таков и мой взгляд, — продолжала дочь трактирщика «Духа Эльбы», — мой отец достаточно богат, чтобы выделить нам маленькие средства. Гаральду нет нужды ни одного часа оставаться контрабандистом, если бы только мать дала свое согласие. Но этого нельзя достигнуть, потому что старуха крепко держит свою клятву. Есть только одна-единственная возможность обойти ее…

— В чем заключается эта возможность? — спросила Аделина Барберини, которая очень заинтересовалась судьбою Короля контрабандистов и его возлюбленной.

— Ах, Боже, — произнесла прелестная девушка печальным тоном, — возможность эта несбыточна. Для этого нужно, чтобы раскрылась могила, и мертвый появился бы на свет Божий. Мать Гаральда поклялась, что она до тех пор не даст согласия на брак ее сына; пока не найдется ее пропавший сын, Генрих Антон. Но он умер, и один Бог знает, где тлеют его кости. Он никогда не явится и нет надежды, чтобы клятва, которую дала старуха, могла нарушиться.

— Генрих Антон не вернется? — повторил Адолар Баррадос. — Ты наверно это знаешь?

Ольга хотела ответить, но в это самое мгновение раздался продолжительный свист, и дочь трактирщика остановилась.

— Это сигнал Короля контрабандистов! — вскрикнула она. — Гаральд знает, что мы приблизились к его убежищу. По всей вероятности, мы наступили на один из скрытых проводов, которые разложены по всему лесу и всегда уведомляют Гаральда об опасности.

— Какие же это провода? — спросила переодетая Аделина.

— Это проволока, сударь, — ответила белокурая Ольга, — она здесь запрятана под листьями повсюду. Как только нога человека коснется ее, движение немедленно передается дальше и проволока приводит в колебание звонок в комнате Гаральда. Но, извините, я должна ответить на сигнал моего возлюбленного, а то он подумает, что враги, а не друзья приблизились к нему.

Девушка приложила два пальца к губам и издала такой же свист, какой только что пронесся по безмолвному лесу.

Теперь Аделина заметила, что они находятся вблизи ущелья. В нем было темно, и переодетая танцовщица не могла разглядеть, что находилось в глубине его. Вдруг внизу в темноте сверкнул огонь.

— Нас примут, — сказала Ольга, — это знак, что Король контрабандистов осведомлен, что ему не грозит опасность. Позвольте мне теперь вашу руку, я должна вести вас; один неверный шаг повлечет за собой вашу гибель, так как вы легко можете упасть в пропасть.

Аделина подала свою руку молодой девушке, и они медленно пошли вперед. Обойдя ущелье, Ольга остановилась у густого кустарника. Раздвигая его руками, она пробиралась вперед вместе с мнимым торговцем, пока не дошла до скалы, круто, как стена, спускавшейся в ущелье.

— Тут должна быть лестница, — сказала она и, вытянув ногу, стала осторожно ощупывать землю. — Вот она. Теперь приготовьтесь: мы начнем спускаться.

По неравномерно покатым скатам спускалась веревочная лестница; она тянулась от выступа к выступу, так что местами приходилось скользить по скале, чтобы добраться до следующего колена. Но Ольга знала отлично свое дело, она зорко осматривала каждую ступеньку, и Аделине оставалось только вполне доверится своему проводнику, чтобы избавиться от какого-нибудь несчастья. Но и прекрасная танцовщица обладала большой ловкостью, и у нее не было недостатка в присутствии духа. Счастливо одолели они трудности спуска. Аделина насчитала сто семьдесят девять ступеней веревочной лестницы. Наконец их ноги снова коснулись твердой, но на этот раз не каменистой почвы.

Они находились на дне ущелья, отличавшемся особенно роскошной растительностью, какая часто встречается в Саксонской Швейцарии и по своей красоте и богатству видов напоминает южноевропейскую флору. Здесь росли гигантские папоротники и хвойные деревья редкой красоты. По ущелью протекал серебристый горный ручей, в зеркале которого отражался свет выплывшей из-за облаков луны. Через несколько мгновений Аделина Барберини стояла рядом со своей проводницей перед почти совершенно закрытой старым каштановым деревом хижиной — жилищем Короля контрабандистов.

— Гаральд, — позвала вполголоса девушка, — Гаральд, выйди, это я… я привела тебе гостя, которому ты можешь довериться…

За каштаном кто-то зашевелился, и оттуда показалась мужская фигура. Едва Аделина взглянула на него, как отпрянула назад. Ей показалось, что это не кто иной, как человек, с которым она раз в жизни уже встретилась — в ущелье горы Таунас, когда везла украденное письмо короля в безопасное место, человек, которого она не могла забыть: перед ней стоял — Генрих Антон Лейхтвейс.

Король контрабандистов имел с ним поразительное сходство, только черты разбойника Лейхтвейса были благороднее и осмысленнее, в лице же контрабандиста проглядывала необузданность, почти наводящая страх. Он носил длинную, до груди каштановую вьющуюся бороду, давно не видавшую ножниц. Такою же запущенностью отличались волосы и платье контрабандиста Лейхтвейса. Генрих Антон Лейхтвейс казался, где бы его ни встретили, прекрасным, беззаботным охотником. Возлюбленный белокурой Ольги, напротив, выглядел истым контрабандистом. Контрабандист обменялся с Ольгой рукопожатием и, устремив свой взгляд на пришедшего с ней незнакомца, стал рассматривать его с очевидным недоверием.

— Кого ты привела ко мне, Ольга? — спросил он. — Разве ты не знаешь, какой большой опасности подвергаешь меня, приводя чужого в мое жилище? Как ты мало думаешь обо мне и моей свободе; а может быть, ты поставила мою жизнь на карту за вознаграждение, которое тебе предложил этот человек?

— Нет, мой Гаральд, — возразила дочь Матиаса Винклера. — Ты знаешь, что твоя жизнь — моя жизнь, твоя свобода — моя свобода. Этот человек так настойчиво требовал свидания с тобой. Он дал отцу неопровержимое доказательство, что ему известны твои сношения с нами, и отец думает, что мы можем быть вполне уверены в нем.

— К делу, сударь, — вмешался мнимый Адолар Баррадос. — Я к вам пришел не из пустого любопытства, не за тем, чтобы предать вас полиции. Я знаю, что в эту минуту моя жизнь находится в ваших руках, и я, конечно, остерегался бы львиного логова, если бы имел что-нибудь дурное на совести. Но я думаю, что Король контрабандистов не откажется, как и всякий другой, заработать сотню-другую дукатов в нынешние дурные времена. Вы их получите, если исполните добросовестно и удачно мое поручение.

— Двести дукатов! — глаза Гаральда разгорелись. — В таком случае, — ответил он, — я вам верю. Извините мою недоверчивость, но я должен очень остерегаться, потому что за последнее время австрийские и саксонские власти снова сговорились схватить меня… Поэтому я вправе подозревать в каждом человеке шпиона… Но вас привела личность, которой я безусловно доверяю — единственной на земле, после моей матери. Приветствую вас и прошу извинения, что не приглашаю к себе: во-первых, моя хижина очень бедна, а во-вторых, моя мать легла уже спать. Так как гроза прошла, то, я думаю, мы можем обсудить наши дела здесь, на воздухе.

Говоря эти слова, Король контрабандистов протянул руку Аделине Барберини, которая без малейшего колебания вложила свою нежную ручку в загрубелую железную руку контрабандиста.

— Сядем тут на скамейке, — снова заговорил Гаральд, показывая на сколоченную из трех досок скамью около дома. — Ольга может слышать наш разговор?

— Конечно, — ответил мнимый торговец. — Как мог бы я иметь тайну от нее, когда сам доверяюсь ей душой и телом?

Все трое опустились на скамью, причем Гаральд сел между ними.

— Я, вероятно, не ошибусь, — возобновил он разговор, — если предположу, что дело идет о переправе через границу какого-нибудь транспорта товаров.

— И ошибетесь и не ошибетесь, — ответил Адолар Баррадос, — речь идет действительно о