Например, известный историк довоенной эпохи Куроита Кацуми пишет:

«Если бы он стал императором, ему бы пришлось взять на себя обременительную ответственность за церемонии и религиозные практики, что сделало бы невозможным углубленные занятия делами внутренней и внешней политики. Для того, чтобы поддерживать движению за великие реформы, было гораздо удобнее [оставаться наследным принцем]», (Кокуси-но кэнкю, [ «Исследования национальной истории»], Токио, 1936, 1:130.)

Такое личностное объяснение не дается ни у Куроита, ни у кого-либо из других предвоенных историков, которые, без сомнения, посчитали бы его скандальным. Подробное рассмотрение см. у Ёсинага Минору в кн. Нихон кодай-но сэйдзи то бунгаку [ «Политика и литература в древней Японии»] (Токио, 1956) и Наоки Кодзиро Кодай кокка-но сэйрицу [ «Устройство древнего государства»] (Токио, 1965, с. 222–43).

Нихон сёки, изд. «Асахи симбунся» (Токио, 1956, с.51). Краткие хвалебные описания японских суверенов основаны на китайских образцах, и их не следует воспринимать слишком серьёзно. Однако, упоминание мягкого характера (яварака) императора — необычно и, возможно, имеет определенное значение: человек погрубее, более уверенный в себе (как император Юряку), вряд ли терпел бы связь своей жены с принцем Нака.

До середины VIII века столица обычно перемещалась с началом каждого нового правления, частично — по стратегическим причинам, а частично — из-за существовавших верований в ритуальную оскверненность императорской смертью. До установления полу-постоянного центра в Нара в VIII веке, слово «столица» следует воспринимать в чисто техническом смысле. Все столицы до Нара представляли собой скопление примитивных деревянных строений, окружавших императорскую резиденцию, большинство из которых к концу очередного правления готовы были совершенно разрушиться. До образования усовершенствованной административной системы китайского толка и соответствующего количественного роста правительственных учреждении в результате Великой Реформы, столицы больше напоминали временный лагерь, нежели город, а перемещение из одного такого в другой было операцией достаточно безболезненной, особенно поскольку почти все центры раннего периода строились в пределах небольшого радиуса района Ямато. Слово «дворец» также может создать несколько преувеличенный образ: ранние императорские резиденции представляли собой простые деревянные строения крытые соломой, в которых отсутствовала грандиозная величественность, свойственная западным «дворцам».

Нихон сёки, изд. «Нихон котэн дзэнсё», Токио, 1953, IV:122 (без специальной оговоренности цитируется это издание). Подобное перемещение крыс, но в данном случае — по направлению к Нанива, зафиксировано в начале правления императора Котоку. В обоих случаях «старики» (окинатати), как сообщается, предсказывали смену столиц. Нихон сёки, IV:126.

Нихон сёки, IV:126.

Нихон сёки, IV:126.

Поскольку теперь жена императора открыто соединилась со своим братом-любовником в Асука, подобного рода вопрос может быть лишь риторическим; безусловно, он не подразумевал какого-либо ответа. Нижеследующее вольное переложение профессора Ёсинага передаёт смысл последнего стихотворения императора: «Украл ли у меня другой тебя — тебя, которую я так нежно лелеял? Или ты сама покинула меня и ушла к другому?»

При своем втором правлении она была известна под именем императрицы Саймэй. Имена суверенов, китайского типа, составленные из двух иероглифов (Ко-току, Ко-гёку, Сай-мэй и т. д.), используемые для их различения, представляют собой посмертные наименования. Во время жизни у них были длинные имена, произносившиеся чисто по по-японски, (например, императрица Когёку/Саймэй звалась Амэ Тоё Такара Икаси Хи Тараси Химэ-но Сумэра Микото), хотя обычно на произнесение и даже запись имени здравствующего суверена налагалось табу.

Наоки, Кодай кокка-но сэйрицу, с.227.