сторону, Габриель пододвинул к себе второй экземпляр «Таймс» и тоже раскрыл его на восьмой странице. Положив листок с рапортом на рекламное объявление, он приклеил его к газете, а затем наклеил сверху вырезанное из первого экземпляра «Таймс» точно такое же объявление. Сложив газету, Габриель положил ее в боковой карманчик своей черной дорожной сумки и застегнул «молнию». Надел куртку, повесил сумку на плечо и вышел из квартиры.

Дойдя по улице до Марбл-Арч, он спустился в метро. Купив в автомате билет, он, прежде чем пройти через турникет, сделал по таксофону один короткий звонок. Пятнадцать минут спустя он выходил со станции метро «Ватерлоо».

Бодель — сотрудник Шамрона — дожидался его в кафе в здании терминала «Евростар». Рядом с ним на стуле лежал пластиковый пакет с названием определенного сорта американских сигарет. Габриель сел за соседний столик, заказал себе чай и стал просматривать захваченную им из дома газету. Допив чай, он вышел из заведения, оставив газету на столе. Бодель подошел к столу, взял газету и сунул ее в свой пластиковый пакет, украшенный сигаретной рекламой, после чего вышел из кафе и зашагал в противоположную от терминала сторону.

Габриель стоял на перроне терминала «Евростар», дожидаясь, когда подадут поезд. Десятью минутами позже он уже сидел в вагоне электропоезда, который следовал в Париж.

Амстердам

На Херенграхте, что входит в Золотое кольцо амстердамских каналов, стоял красивый белый дом с большими окнами, выходившими на канал и облицованную гранитом набережную. Владелец дома Дэвид Моргентау был мультимиллионером и президентом концерна «Оптик» — одного из крупнейших в мире производителей стильных очков в дорогой дизайнерской оправе. Помимо всего прочего, он был еще и убежденным сионистом. В течение ряда лет вкладывал миллионы в израильские благотворительные фонды и израильскую промышленность. Будучи по паспорту американским гражданином голландско-еврейского происхождения, он также председательствовал в нескольких нью-йоркских еврейских организациях, и считался там истинным «ястребом», особенно когда речь заходила о безопасности Израиля. Он и его жена Синтия — известный нью-йоркский дизайнер по интерьерам — посещали дом в Амстердаме регулярно два раза в год. Первый раз они приезжали в Амстердам летом — по пути на свою виллу в Каннах, а второй раз — зимой, на рождественские праздники.

Тарик сидел в кафе на противоположной стороне канала и пил горячий сладкий чай. Он много чего знал о Дэвиде Моргентау такого, о чем никогда не писали ни в разделе светской хроники воскресных газет, ни в крупнейших деловых изданиях. К примеру, он знал, что Моргентау был не только личным другом премьер-министра Израиля, но и оказывал кое-какие услуги ведомству Шамрона. Это не говоря уже о том, что однажды Моргентау взял на себя роль секретного курьера, обеспечивая бесперебойное сообщение между израильским правительством и Фронтом освобождения Палестины. Зная все это, Тарик собирался Моргентау убить.

За время пребывания в Амстердаме Лейла составила детальный отчет о своих наблюдениях. Так, она указывала, что Дэвид и Синтия Моргентау каждое утро выходят из дома, чтобы посетить один из амстердамских музеев или покататься на коньках в пригороде. В течение дня в доме оставалась одна только горничная — молодая девушка голландского происхождения.

Простая операция, думал Тарик. Даже слишком простая.

К дому подъехал «мерседес». Тарик глянул на часы: было четыре вечера. Пока все шло в полном соответствии с графиком. Из автомобиля вышел высокий седой мужчина. Он был одет в толстый свитер и вельветовые брюки, а в руках держал две пары коньков. Через несколько секунд к нему присоединилась привлекательная женщина в черных легинсах и пуловере. Как только они вошли в дом, «мерседес» уехал.

Тарик оставил на столе несколько гульденов и вышел из кафе.

Пока он медленно брел к барже на Амстеле, над Херенграхтом сыпал снег. Мимо него промчались двое велосипедистов, оставив после себя на девственно-белом снежном покрове следы в виде двух длинных черных лент. Вечер в чужом, незнакомом городе всегда навевал на Тарика меланхолию. Зажигались уличные фонари, из офисов выходили клерки и служащие, начинали заполняться многочисленные бары и кафе. Одно за другим приветливым светом озарялись окна. Сквозь оконные стекла стоявших на канале домов было видно, как родители, вернувшись с работы, целовали детей, мужья приветствовали жен, а любовники бросались друг к другу в объятия.

«Тоже жизнь, — думал Тарик, — но какая-то другая, не моя. Да и город этот не мой, и земля не моя, чужая».

Потом Тарик стал думать о том, что сказал ему Кемаль во время их последней встречи в поезде. Как выяснилось, Ари Шамрон подключил к операции по его обнаружению и ликвидации его старого недруга Габриеля Аллона. На удивление, новость не слишком озаботила Тарика. Более того, он был даже рад, так как по этой причине его существование обретало большую глубину, насыщенность и смысл. Не говоря уже о том удовольствии, какое он бы получил, если бы удалось сорвать переговорный процесс и одновременно расквитаться с Габриелем Аллоном...

Однако убить Аллона не так-то просто. С другой стороны, думал Тарик, бредя по покрытой снегом набережной, у него перед Аллоном немалые преимущества. Он знал, что Аллон начал его разыскивать, и уже одно это обстоятельство позволяло ему рассчитывать на успех. Чтобы добыть зверя, охотник прежде всего должен на него выйти. Если Тарик будет вести игру умело и осторожно, то ему, очень может быть, удастся заманить Аллона в ловушку. И тогда Тарик его убьет — как в свое время Аллон убил Махмуда.

Секретные службы в попытке схватить того или иного террориста действуют в основном двумя способами. Они могут найти нужного им человека, пользуясь новейшими научными разработками в области перехвата коммуникаций или внедрив в ряды террористической организации своего агента. Возможен также вариант вербовки секретными службами одного из членов такой организации. По этой причине Тарик и Кемаль проявляли крайнюю осторожность, передавая друг другу информацию, стараясь по возможности не использовать при этом телефоны и Интернет. Вместо этого они пользовались услугами курьеров. Хотя среди курьеров зачастую попадались идиоты вроде того парня, которого Кемаль послал на Самос, израильтянам до сих пор выследить Тарика не удалось. Конечно, они могли попытаться внедрить в его группу своего человека. Но внедрить агента в террористическую организацию трудно, а в его, Тарика, группу почти невозможно. Его организация невелика, крепко спаяна и чрезвычайно мобильна. Люди же, которые ее составляют, посвятили себя борьбе, отлично натренированы и беспредельно ему преданы. Тарик был уверен, что ни один из агентов организации евреям его не выдаст.

Тарик мог воспользоваться этим. Он уже просил Кемаля встретиться с его агентами и соответствующим образом их проинструктировать. В случае, если бы они обнаружили что-нибудь из ряда вон, а именно: слежку, прослушивание или намерение вступить с ними в контакт, — им вменялось в обязанность немедленно об этом докладывать. Если бы после этого Тарику удалось установить, что к этой враждебной деятельности причастна израильская разведка, то он мигом бы перешел из разряда преследуемых в разряд охотников.

Он вспомнил об операции, которую проводил, когда состоял в «Джихаз эль-Ражд» — разведке Фронта освобождения Палестины. Тогда ему посчастливилось идентифицировать агента израильской секретной службы, который работал под дипломатическим прикрытием посольства Израиля в Мадриде. Этому офицеру удалось завербовать нескольких членов ФОП, и Тарик решил, что пришла пора с ним расквитаться. Он послал в Мадрид одного палестинца, который должен был сыграть роль предателя. Палестинец встретился с офицером израильской разведки в посольстве и пообещал передавать ему секретные сведения, касавшиеся лидеров ФОП, их личной жизни и привычек. Поначалу израильтянин воспринял его слова с недоверием. Тарик предвидел это и снабдил своего агента верной, но сравнительно безвредной информацией — сведениями, которые, по мнению Тарика, были уже израильтянам известны. Это помогло палестинцу заручиться доверием израильского разведчика, который окончательно поверил, что перед ним изменник.