— Нас забросили сюда три недели назад. Сейчас мы пытались перейти обратно…
Через четверть часа послышались хруст веток и шаги. Первыми на полянку вышли начальник погранзаставы и два пограничника.
— Ну и перепугал же ты нас всех! — с облегчением сказал старший лейтенант.
Чупати хрипло засмеялся:
— Я не меньше вас перепугался, когда в сознание пришел…
Пограничники обыскали нарушителя: в левой руке у него оказался кинжал, в правой — пистолет.
Когда на поляну подошли майор и Шатори, нарушитель границы был уже полностью обезврежен, а на руки ему надеты наручники.
Чупати с любопытством рассматривал пятнадцатисантиметровый складной кинжал с тонким обоюдоострым лезвием.
— Видимо, этим кинжалом он и заколол лесника п крестьянина, — заметил Шатори.
— Я никого не убивал! — запротестовал задержанный.
— Врешь! Твой приятель во всем сознался…
— Он жив?
— Вопросы задаем мы, а не ты, — возразил ему Чупати.
— Ладно, товарищи, пошли! Разговаривать будем в другом месте, — заявил майор.
Начальник заставы отметил на карте место задержания нарушителя границы. Тронулись в путь. Дорогу показывал один из пограничников.
— Ну, наша с Кантором работа кончилась. Да, а где же он? — Чупати оглянулся, но Кантора нигде не было видно. — Кантор, Кантор! — Чупати включил фонарик и обшарил кусты. — Стойте! Здесь что-то не так! — продолжал сержант, обращаясь к майору. — Вы потихоньку идите, а я подожду.
— Я тоже с вами останусь, — вызвался Шатори.
Чупати вновь почувствовал сильную усталость и присел на большой камень.
Прошло несколько томительных минут.
— Слышишь? — вдруг тихо произнес Шатори.
Оба прислушались. Послышался хруст сучьев, будто кто-то шел напролом через кустарник. Чупати и Шатори схватились за пистолеты. Через несколько секунд треск усилился, послышалось чье-то тяжелое дыхание и тихое собачье повизгивание.
Чупати включил фонарик, свет выхватил из темноты Кантора. Пес пятился задом.
Подбежав к собаке, сержант увидел, что она тянет по земле залепленный грязью вещмешок.
— Брось! — приказал Чупати собаке и поднял мешок. — О! Да он чертовски тяжелый! Что бы в нем могло быть? — Сержант положил вещмешок на землю и начал развязывать его.
— Радиопередатчик, — опередил сержанта Шатори. — Вот и нашелся неизвестный радиопередатчик, который запеленговали еще утром.
— Ну молодец! Герой! — Чупати погладил собаку.
— Действительно герой! Хоть к медали представляй! — согласился с ним Шатори.
Книга вторая
Гибель Люкса
Чупати целиком отдавался своей работе. Вот уже год он был неразлучен с Кантором. Они очень привыкли друг к другу и прекрасно понимали один другого. Это была дружба настоящая. От Кантора сержант научился лучше разбираться в хитростях и повадках преступников. Выполнив очередное задание, Кантор бурно проявлял свою радость. За все время хозяин ни разу не оскорбил пса грубым словом, ни разу не ударил его.
Они прошли по следу в общей сложности более пятисот километров, и каких километров! Не по улице, не по асфальту, а по бездорожью, в дождь, в жару, в холод. Чупати стал молчалив, и как-то жена сказала ему, что он с людьми-то стал разговаривать так же, как со своей собакой. Действительно, Чупати в разговоре не употреблял ни одного лишнего слова.
За год работы Кантор окреп, рост его увеличился до девяноста сантиметров, но лишнего веса в нем не было ни одного грамма: все тело — сплошные мускулы. Он легко мог свалить любого человека. Но он был не только силен физически, но и умен, хитер, усвоил много ловких и полезных приемов борьбы. Один вид Кантора сразу же внушал уважение к нему. На любое неожиданное действие нарушителя он реагировал быстро и точно.
Кантор работал с удовольствием и не любил отвлекаться от выполнения главного задания. Правда, иногда его одолевала лень, но хозяин сразу же призывал его к порядку, и Кантор удваивал усердие. Более сотни метров он мог ползти, как леопард, по жесту руки сержанта меняя направление движения, а когда шел по следу, не было силы, которая могла бы отвлечь его от этого.
За год Кантор участвовал в розыске пятидесяти одного преступника. И всегда успешно. Сейчас Чупати и Кантор разыскивали пятьдесят второго преступника, на след которого они уже нападали раньше.
Впервые этот след они увидели в сентябре прошлого года. Это был рифленый след от тирольского ботинка. Шли по тому следу десять километров до госхоза, на окраине которого Кантор остановился у шестиметрового стога сена. Чупати пять раз обошел стог, внимательно оглядел его, но ничего подозрительного не заметил.
— Наверное, ошиблась твоя собака, — сказал один из пограничников.
— Ошиблась — значит ошиблась, люди и те ошибаются… — недовольно проговорил Чупати, но в глубине души все же не поверил в эту ошибку, отвел Кантора на несколько километров назад и снова пошел по следу, который, однако, опять привел к этому же стогу сена.
Увидев неподалеку от стога крестьянина, Чупати спросил его:
— Как бы нам взобраться на этот стог?
— Только по лестнице, — ответил крестьянин, — но рабочие унесли ее в свинарник часа три назад.
Чупати понял, что, пока они с Кантором возвращались к началу следа, нарушитель уже ушел от них.
Через несколько месяцев (было это в январе) пограничники вызвали Чупати с собакой и показали ему лыжный след, который три километра шел параллельно государственной границе. Идя по следу, Кантор нашел полотенце, оброненное преступником. Прошли целых пятнадцать километров. Сержант весь взмок от быстрого бега. И вдруг на снегу обнаружили уже знакомый след тирольского ботинка. Было это рядом с железной дорогой, по которой промчался скорый поезд. Возможно, в этом поезде преспокойно сидел нарушитель границы. Чупати тогда не выдержал и смачно выругался.
В марте этот же след привел их к железнодорожной станции, прямо к кассе, где преступник покупал себе билет. Тогда они опоздали ровно на час: скорый поезд на Будапешт отошел уже. После этого случая Чупати пришел к твердому убеждению, что это были следы одного и того же человека. Правда, он никак не мог объяснить работникам госбезопасности, почему эти следы все время вели в глубь страны и ни разу не пересекали границу, но он был убежден, что это следы одного и того же человека. У Чупати были свои счеты с этим преступником, поймать его он считал для себя честью.
Если бы он полностью поверил Кантору и, достав лестницу, залез бы на копну, преступник был бы пойман. Он дал ему прозвище — Большой Мошенник.
Кантор разделял беспокойство хозяина. И вот четвертый раз он бежал по следу человека в тирольских ботинках.
