из зоны заднего левого колеса какую-то электронную козявку с хвостиком. Покачал головой: «Ну что за люди, ведь знают прекрасно, что я выкидываю их дерьмо, и все равно подсовывают!» И выкинул козявку.
Сидя в кресле, которое, казалось, отвечало на любое, даже самое незначительное движение несомого тела каким-то своим как бы улучшающим, подправляющим движением, я поглядывал на Сука. Он был невозмутим и даже вроде бы в несколько приподнятом настроении, а ведь Прокуренция уже который год постоянно висела у него на хвосте. На светящемся экранчике написал жесткой палочкой: «Через три часа берем тюрьму», – и тут же стер надпись, нажав на кнопку, заведующую смывкой. Вот среди всей этой огромной охранной бражки все– таки появляются люди «без страха и упрека», «преданные без лести», ну и прочие характеристики позапрошлого столетия, и, кроме того, полностью уверенные во всесильности своей корпорации. В данном случае Мастер Сук не сомневается в успехе штурма неприступной «Фортеции».
«Я уже несколько дней предчувствовал что-то в этом роде», – сказал я.
Он улыбнулся: «Ну вот, а говорят, что наши писатели далеки от народа».
«Между прочим, Мастер Сук, я третьего дня читал в какой-то газете, что вас опять в Прокуренцию вызывали. Это правда?»
Он не сразу ответил на этот вопрос. По правой полосе его фиолетовое чудовище обогнал какой-то джип с тонированными стеклами. Обогнал и тут же взял лево руля, подставляя корму. Левую полосу в тот же момент закрыл большой туравтобус. По правой катил городской поток, возглавляемый милицейской машиной. У Сука в эти несколько секунд не оставалось никаких возможностей для маневра. Он, однако, умудрился затормозить так, что темный джип ушел в более или менее отдаленную перспективу. Сзади в этот момент стремительно приближался другой темный джип. В последнюю секунду, оставшуюся до множественной катастрофы, наш экипаж, который, как я потом узнал, назывался «Таблица-М», оказался в левом ряду за кормой автобуса. Еще одна секунда – и мимо нас проскочил задний темный джип, после чего Сук свалил направо, пересек две полосы и спокойно поехал в городском потоке в безопасном отдалении от патрульного мента. Мне ничего не оставалось, как только засунуть за щеку крошку транквилизатора.
«Некомпетентные лица», – проговорил Мастер Сук.
«Вы о ком?» – спросил я.
«Вообще-то о многих, а в частности, о Прокуренции. Навешивают на меня и на Шока черт знает что без всяких доказательств».
Пошло ночное сияние Москвы. Торговый раж вроде бы был в полном разгаре. Огромные лица красавиц и красавцев обещали все тридцать три удовольствия.
«Мы сейчас вообще-то куда, Мастер Сук?»
«В штаб-квартиру, Базз, сударь. Там сейчас, – он ткнул куда-то правым указательным; появилось время 23:10, – сервируют ужин в вашу честь».
Оказалось, что не только в честь меня было затеяно это мясное, в черногорском стиле, пиршество. За несколько часов до меня неизвестно откуда в Москву прибыли супруги Ясношвили. В тот момент, когда мы с Суком вошли, Гурам как раз показывал, как он ловко овладел своей электронной, из тончайших, почти полностью засекреченных сплавов, кистью руки. Она, эта кисть, между прочим, была похожа на удивительное серебристо-смарагдовое макронасекомое. Спокойно держала вилку и в то же время при помощи длинного гибкого щупа подносила зажигалку к сигарете дамы. Создатели этого чуда современной технологии явно обладали эстетическим чутьем, да и чувством юмора их бог не обидел. Все блаженно смеялись, глядя на великолепную кисть вице-президента. Ну а сам он просто хохотал как одержимый. Какова кисть, ребята, а? Вы где-нибудь еще видели такие кисти? Нет, вы нигде, даже в правительственных кругах, не видели такие кисти, господа нувориши! Тут как раз мы и вошли с Мастером Суком.
Хозяйка уважила меня личным эмоциональным подскоком, ее знаменитым пробегом вокруг стола, поцелуем в грубую щеку и даже легким прикосновением бедер. Глаза ее в ту ночь сияли мрачным огнем. Между прочим, я знал ее в далекие времена маленькой крошкой-лолитой с обручем для художественной гимнастики. Встречался и с ее тренером, товарищем Гумбертом. В те времена она звалась Вертолетовой, но мне пришлось заменить гордую русскую фамилию на подозрительную Вертопрахову. Интересно будет отметить, что всем умопомрачительным дизайнам модных кутюрье Ашка Стратова, нынешняя Хозяйка, предпочитала тренировочные байковые костюмы. Вот и сейчас она была в курточке и шароварах.
«Базз, сударь! – с некоторой театральщиной воскликнула она. Так вот кому я обязан этим странным обращением! – Как я рада вас видеть! И все рады! Ведь вы же знаете, как вас почитают в „Редких землях“! – Протянув обе руки к столу – дескать, аплодируйте, аплодируйте, она сумела мне шепнуть: – Через полтора часа выезжаем».
За столом сидело совсем небольшое общество наиболее приближенных: Ясно с женой, Бразилевич, о котором в тусовке иногда проскальзывало – «лучший жених Москвы», Мастер Сук и Мастер Шок со своими японскими женами, ну вот и Леди Эшки вернулась к столу со своим гостем. Ба, как это я сразу не сообразил, кто сидит между Юко-сан и Чиочиеко-сан, то есть между Любашей и Эльвиркой, отличный какой-то малый с отменно подстриженной длинной гривой, с отчетливой такой кирпичного цвета будкой, которую, право, можно было уподобить кирпичу, если бы не светящиеся восторгом глаза, коими он сопровождал движения Хозяйки. Да ведь это же не кто иной, как почти нами позабытый странник, Макс Алмазов, за голову которого структура МИО, по слухам, предлагает скромное, но солидное вознаграждение (сумма не разглашается). В общем, получается десять человек.
«Скажите, Базз, сударь, это правда, что вы затеяли роман о последышах комсомола?» – спросила госпожа Ясношвили.
«Что-то в этом роде, сударыня, – сказал я, устраиваясь за столом, затыкая себе под воротник обширную салфетку, протягивая руку к бокалу с вином, в котором по цвету можно было определить „Бордо Петрюс“ по крайней мере двадцатилетней выдержки. – Впрочем, я еще не определил, куда направить, условно говоря, перо: к историческим ли хроникам погубившего партию комсомола или к тамарисковым аллеям юго-запада Франции, в которых бродит молодежь современной Европы, а то, может быть, и расширить сеттинг романа до пространств Африки и Сибири, то есть придать ему, да-да, вот именно, поистине планетарное или, скажем, онтологическое звучание».
«Таков наш классик Базз Окселотл», – тут же сказал Высоколобый Бутылконос, и все по-дружески расхохотались. Я тоже расхохотался вместе со всеми, хотя и заметил, как при слове «Африка» дернулась щека у Ашки, а при слове «Сибирь» у Макса, иными словами, они слегка дернулись в тот же миг.
В общем-то, этот ужин протекал очень симпатично, все хвалили черногорские биточки, мило подшучивали друг над другом, болтали о всяких светских разностях. Кто-то спросил у Ясно, может ли его новая кисть держать теннисную ракетку. Тот пообещал это выяснить в самые ближайшие дни. Заговорили о теннисе. «Наша Стомескина», оказывается, бросает вызов не совсем нашей Маше Шараповой. Ох, Ленка, ну и ну, что за дерзостная девчонка! Потом Мастер Шок провозгласил тост за Гена. Как жаль, что его нет с нами! Будем все-таки надеяться, что президент скостит ему срок. Увы, даже президент, кажется, не может повлиять на Прокуренцию. Может быть, Страсбургский суд на этих пней повлияет. Тут все сразу заговорили: Страсбургский суд может, сможет, если захочет, если кто-нибудь еще на этот Страсбургский суд не повлияет, кто это в мире может на Страсбургский-то на суд-то этот повлиять, а почему же на него нельзя повлиять, ведь это же суд, а не пирог какой-нибудь страсбургский... Вся эта трескотня по поводу Страсбурга, конечно, была специально затеяна на случай подслушивания миошниками нашей родины.
После часа ночи стали расходиться. Отправили сначала супругов Ясношвили, потом самурайских жен. Оставшиеся полдюжины персон вместе спустились на самый низкий уровень подземного паркинга. Там уже ждали несколько джипов и дюжина самых надежных в черных комбинезонах с рюкзаками, сумками и зачехленным оружием. Позднее я узнал, что именно эти парни
Машины выезжали на поверхность с интервалами то в две минуты, то в пять. Все они двинулись к «Фортеции» по разным маршрутам. Я был в одной машине с Хозяйкой, сидел в углу, на заднем диване «Рэнджровера». Несмотря на поздний час, в центре было полно дорогих экипажей. Перед ярко сияющими входами в ночные клубы они медлительно и бесшумно маневрировали, чтобы достойно выгрузить своих почтенных патронов. Пока мы пробирались сквозь это шевеление, одна такая выгрузка произошла на наших
