одной стороны, до плотины вроде бы далеко, а с другой — что будет, если я уроню весло в воду? Что, если мне не хватит сил? Или… или?..
В этот миг вечерний ветерок вдруг изменился и неожиданно наполнился слабыми, но такими незабываемыми ароматами! Ошибки быть не могло: в воздухе витал слабый намек на запах пылающего камина, стоящей на каминной полке дымящейся чашки с горячей наливкой, тарелки с пудингом…
— Да-да! — облизнулся Крот.
Потом к запахам еды и дома добавился восхитительный аромат сигар Рэта. Кроту показалось, что в воздухе зазвучал знакомый голос друга, рассказывающего ему одну из своих бесчисленных историй.
— Я должен! — заявил Крот. — Сейчас же! Да, я сейчас же оттолкну лодку от берега и сейчас же возьмусь за весла. Именно так: немедленно! Я буду грести и рулить и доплыву до берега, как доплыл бы до него сам Рэтти, — с достоинством, уверенно и даже с шиком. Вот так!
С этими словами он резко толкнул лодку, перебрался через борт и, сам не до конца осознавая, что делает, заправски взялся за весла и погреб против течения — медленно, но верно.
«И едва ли преждевременно», — удовлетворенно отметил он про себя, замечая, как удаляется от него плотина, как уплывает вдаль приютивший его остров и как кружатся во все более плотном хороводе снежинки, постепенно превращаясь из ледяных крупинок в большие снежные хлопья.
— Все идет отлично, — подбадривал себя Крот. — Тяжеловато, конечно, грести, но это с непривычки. Но представим себе, что я — Рэт. Как бы он вел себя на моем месте? Во-первых, нужно держаться поближе к берегу, чтобы сэкономить силы. Во-вторых, нужно грести. Ни в коем случае не сдаваться! А когда силы совсем покинут меня и захочется отдаться на волю волн и судьбы, я представлю себе всю ту еду, что мы с Рэтти приготовим, — и съедим! — когда снова окажемся вместе! Я смогу, я обязательно смогу! Эй, Кротовый тупик, я уже совсем рядом!
С этим ободряющим возгласом, который несомненно бы услышали, если бы на берегу кто-нибудь был, Крот с удвоенной силой налег на весла, и лодка уже уверенней пошла вверх по течению, повинуясь гребцу, который решил ни за что на свете не сдаваться и не отступать от цели.
VI IN MEMORIAM[1]
Единственным светом в конце тоннеля, в который завела всех безудержная страсть Тоуда к полетам, его самонадеянность и безумное поведение в небе, для Барсука оставалась надежда на то, что Рэт остался в живых.
Останется ли жив после всего этого То-уд, казалось, меньше всего заботило Барсука. Мало того, обернись дело так, что Тоуд окажется цел и невредим — а Барсук этому ничуть не удивился бы, — он лично сделал бы все от него зависящее и внимательно проследил бы за тем, чтобы это мерзкое животное никогда больше не осквернило своим присутствием не только стены Тоуд-Холла, но и все окрестности по обе стороны реки.
— Его нужно сослать… нет, выслать отсюда куда угодно! Его нужно… его нужно объявить «персоной нон грата»! — бормотал про себя Барсук, оттачивая формулировку приговора.
Впрочем, куда более важным казалось ему сейчас выяснить, была ли та черная точка, отделившаяся от самолета и понесшаяся вниз, к земле, с ужасной скоростью, в последний момент замедленной раскрывшимся парашютом, точка, спланировавшая куда-то к дебрям Дремучего Леса, — так вот, была ли эта точка Рэтом Водяной Крысой.
— Это Рэт, — убеждал себя Барсук, следя за уносимым ветром парашютом, — конечно, Рэт, кто же еще? Разумеется, это Рэт… А это, несомненно, наша жаба, наше позорище, наше наказание, этот наш омерзительный Тоуд! — скрипя зубами, шипел Барсук, наблюдая, как самолет, взревев мотором, вновь взмыл в высоту. — Ну попадись ты мне только!
Кроме Барсука еще одним весьма заинтересованным свидетелем этой воздушной акробатики был Выдра. Поскольку поиски Крота его спасательным отрядом оказались безрезультатными, Выдра стал склоняться к уже осознанной Барсуком и Рэтом необходимости воздушной разведки, с чем он и направился к Тоуд-Холлу.
Еще на пути к усадьбе, где-то посреди поля, он услышал приближающийся шум мотора. Подняв голову, Выдра с ужасом обнаружил в кабине низко летящего самолета мистера Тоуда собственной персоной. От неожиданности Выдра раскрыл рот и стал с тревогой наблюдать за этим безумным полетом. Заметил он и отделившуюся от самолета черную точку и даже проследил, как скрылся за горизонтом неровно грохочущий и неуклюже кренящийся самолет.
С кружащейся от увиденного головой, теряясь в мрачных догадках и предположениях, Выдра поспешил к Тоуд-Холлу, где и встретился с еще более помрачневшим Барсуком и Племянником Крота. Наскоро переговорив, они втроем перестроили поиски, оставив Выдру с его отрядом прочесывать берега реки в надежде обнаружить Крота, в то время как Барсук во главе другой группы отправился искать Рэта, которому скорее всего тоже требовалась помощь.
В весьма мрачном настроении Барсук пробирался сквозь чащу Дремучего Леса, к его дальней опушке, куда, похоже, ветром снесло Рэта. За те полдня, что прошли с момента, как Барсук был вырван из привычного зимнего полусонного комфорта и вытащен из теплого дома на холодный зимний ветер, случилось множество неприятностей. Судя по всему, потеряны (и, может быть, навеки) лучшие друзья Барсука — Рэт Водяная Крыса и Крот. К тому же сгинул куда-то и Тоуд.
— Ох уж этот мне Тоуд! — пробурчал Барсук, продираясь сквозь кусты и легко отшвыривая с дороги колючие ветки ежевики, отчего следовавшие за ним ласки и горностаи приходили в почтительный восторг.
— Вечно этот Тоуд! — Барсук сильным пинком отбросил в кусты лежавшую поперек дороги гнилую корягу.
— И опять Тоуд! — рявкнул он, с корнем вырывая какой-то замерзший куст, на свою беду оказавшийся на пути грозного зверя.
Семенившие за Барсуком помощники — ласки и горностаи — подобострастно щебетали за его спиной:
— Этот ужасный Тоуд!
— Просто кошмарный Тоуд!
— Возмутительный Тоуд!
— Абсолютно невыносимый Тоуд!
Барсук прекрасно слышал эти комментарии, от которых ему было ничуть не легче. Во всех этих «ужасных», «возмутительных» и, особенно, в «невыносимых» явственно слышался какой-то особый оттенок. Кроме возмущения и негодования в возгласах ласок и горностаев сквозило уважение, нет — даже восхищение животным, чей мятежный дух был, казалось, навеки подавлен и уничтожен, но тем не менее сумел воскреснуть и вознестись в небо, как восставшая из пламени птица феникс, воплотившись в отчаянном, безумном полете на летающей штуковине.
Но больше всего настроение почтенного мистера Барсука страдало от того, что он вынужден был признать: где-то в глубине его суровой души теплился слабый огонек едва заметного намека на нечто отдаленно похожее на уважение и симпатию к этому самому Тоуду. В конце концов, если бы не Тоуд, о чем он и его здравомыслящие друзья судачили бы все эти годы, на кого изливали бы время от времени накопившееся раздражение?
Не будь Toy да, эти места потеряли бы немалую часть своего очарования и своеобразия, о чем не раз говаривал достойнейший и разумнейший обитатель окрестностей — не кто иной, как сам Крот.
На сей раз, похоже, Тоуд пропал навсегда. Впрочем, если бы и нет, если бы сейчас весь лес озаботился поисками не Крота и Рэта, а этой возмутительный жабы, то — Барсук был в этом уверен — тогда уж Тоуд точно пропал бы навеки. Эта мысль, к удивлению Барсука, навеяла на него еще больше печали. Ведь каким бы противным, возмутительным и невыносимым ни был Тоуд, нельзя было не признать, что во