основан на более ранней версии того же сюжета; «Смерть короля Артура» Мэлори — это величайший из пересказов и изложений легенд об Артуре и Священном Граале; «Улисс» Джеймса Джойса не был бы возможен в той форме, в которой создал его великий ирландец, если бы не существовал древнегреческий эпос, на котором и основывается современная книга.

Так и моя сказка «Ивы зимой» вырастает из грэмовского «Ветра в ивах»; Крот Грэма на стене моего кабинета не превращается до конца в моего собственного Крота; так и я становлюсь лишь счастливой частью бесконечной последовательности повествования. Я пишу продолжение: если оно удалось — моя часть истории останется жить, если нет — она умрет.

На самом деле, куда больше, чем вопрос написания продолжения к классической книге, меня волновал тот особый внутренний смысл, те скрытые намеки, которые могут обнаружиться в Ивовых историях, а могут и раствориться в них. Ведь только благодаря тому, что читается между строчек, такие истории продолжают вызывать интерес у все новых и новых читателей. Сам Грэм, скромный, уставший от жизни человек, менее всего был склонен наполнять свой текст каким-то скрытым смыслом. Однако это не означает, что таких аллюзий и ассоциаций в его книге нет вовсе. Даже минимальное знакомство с историей Англии дает возможность понять картину жизни почти закрытого для посторонних, замкнутого мирка холостяков Англии времен короля Эдварда (в особенности лондонских холостяков того времени, ибо работал Грэм именно в этом городе). Как вы понимаете, порядки и нравы этого «тайного общества» раскрываются в описании жизни четырех главных героев книги. Заметно в «Ивах» и характерное для того времени пантеистическое отношение к природе, особенно ярко описанное в ставшей хрестоматийной и подчас пародируемой главе, названной Кеннетом Грэмом «Свирель у порога зари». Меня занимает то, как часто люди прекрасно помнят выражения и даже отрывки из книг, прочитанных ими еще в детстве, — однако порой у них, взрослых, те же самые строки вызывают уже иные эмоции. Но меня это ничуть не удивляет: я и сам написал немало подобных строк в каждом из моих романов из цикла «Данк-тонский Лес» и знаю, что многие читатели разделяют со мной (и с Грэмом) ощущения непознаваемой тайны природы и жизненных сил — то, что мы обычно предпочитаем не обозначать ни религиозными, ни философскими терминами.

И в конце концов, наибольшее удовольствие в процессе воссоздания мира «Ветра в ивах» я получил (подобно, вероятно, и множеству критиков и читателей как до меня, так и после), осознавая типичность, даже всеобщую узнаваемость характеров четырех главных персонажей, которые были созданы Грэмом в сказках, рассказанных им своему маленькому сыну. Это Крот, Рэт Водяная Крыса, Барсук и, разумеется, Жаба Тоуд. Дело читателя — узреть тот смысл, что был вложен в эти характеры, самому назвать одного из них верным и надежным, второго — неунывающим жизнелюбом, третьего — строгим, но мудрым, ну а четвертого — как бы это сказать поточнее, — несмотря ни на что, удивительно симпатичным.

Пока писались «Ивы зимой», я понял, что глубокая универсальность этих характеров заключается вовсе не в их индивидуальности, прописанной настолько хорошо, что нам нетрудно навесить на них однозначные ярлыки. Нет, они ценны как коллектив, как некая общность, в которой смех и слезы, любовь и вражда, прощение и опять же любовь сливаются так, что остается только мечтать хоть когда-нибудь в жизни соприкоснуться с чем-либо подобным.

В первой главе «Ив зимой» Крот говорит: «Люблю я или не люблю Тоуда — дело не в этом. Тоуд есть — и все тут. Ну как есть деревья, река, лето… не будь в нашей жизни Тоуда, она потеряла бы всякий смысл». И пусть эти слова вложены в уста Крота: мы-то понимаем, что могли бы так сказать о любом из своих друзей.

На мой взгляд, величайшее мастерство Кеннета Грэма как раз и заключается в создании таких характеров, которые одновременно являются законченными индивидуальностями и в то же время настолько зависят один от другого, настолько связаны друг с другом, что составляют настоящее неделимое единство. К этому можно (и нужно) добавить — ведь без тех, кто слушает его истории, рассказчик превращается в ничто, — что зрелость и мудрость последующих поколений читателей, тех, кто обращался к этой книге в течение всех десятилетий начиная с 1908 года, года первого издания «Ветра в ивах», позволила осознать истинную глубину грэмовской сказки. Все новые и новые читатели открывают для себя эту книгу, ставшую уже не просто историей, а частью культурной традиции страны. Самому стать ее частью — и как читателю, и как рассказчику новых историй — вот для меня наибольшее из возможных удовольствий.

Когда-нибудь я уйду из круга света, шагну опять в темноту, как ушел от нас Кеннет Грэм, но обитатели Берега Реки будут жить вечно. Особенно Тоуд. С ним так толком ине разобрались к концу «Ветра в ивах», а кроме того, он продолжает процветать и на последних страницах «Ив зимой». Ужасная правда заключается в том, что даже сейчас, когда я пишу эти строки, на стене моего кабинета (совсем рядом с Кротом) висит великолепный портрет нового мистера Тоуда работы Патрика Бенсона… и сдается мне, что Тоуд нетерпеливо потирает руки в сладостном предвкушении грядущих невероятных приключений.

Литературно-художественное издание

УИЛЬЯМ ХОРВУД

ИВЫ ЗИМОЙ

Ответственная за выпуск Наталия Соколовская

Редактор Людмила Лебедева

Художественный редактор Илья Кучма

Технический редактор Татьяна Тихомирова

Корректоры Татьяна Виноградова, Елена Сокольская

Издательство «Азбука».

Санкт-Петербург, 1999

[1] В память (лат.).

[2] Начальные слова закона о неприкосновенности личности, принятого английским парламентом в 1679 г. (лат.).