Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом человек в клетчатой куртке пожал плечами и сложил газету.

— Ты, конечно, можешь поступать как вздумается. Но лучше бы отправиться в свой паршивый отель и сидеть там. Этим ты избавишь всех нас от кучи неприятностей. В любом случае, парень, позаботься о своей шкуре. Кто-то еще добирается до тебя. Мне не сказали кто, но, должно быть, это опасно, раз послали меня.

Люк уже почти вышел из кабинки, но внезапно обернулся и спросил:

— Ваши ребята следят за кем-нибудь еще? — Любой ответ мог внести ясность.

— Вполне возможно.

— Давай, парень, не надо истории для придурков. Выкладывай все до конца! — В его глазах зажегся огонь. Мужчина медленно кивнул.

— Ладно, так и быть. Мы пасем еще несколько таких же пижонов.

— Кого?

Полицейский тяжело вздохнул, посмотрел на свои ботинки, потом снова поднял глаза на Люка. Не совсем подходящая тема для шуток, они оба это понимали. И Лукас Джонс совсем не тот человек, с кем можно играть. Они зашли слишком далеко, поэтому полицейский, еще раз вздохнув, без всякого выражения перечислил имена:

— Мориссей, Вашингтон, Гринфилд, Фалькес и ты.

Господи. Все пятеро — основные борцы за изменение тюремной системы. Мориссей жил в Сан- Франциско, Гринфилд — в Лас-Вегасе, Фалькес появлялся где-то в Нью-Гемпшире, а Вашингтон был уроженцем Вашингтона и единственным негром в их компании. По убеждениям все были радикалами, и никто не принадлежал к левым течениям. Они хотели бороться за свои идеи и изменить существующую тюремную систему, которой следовало отмереть уже несколько лет назад. Никто из них не имел иллюзий по поводу возможности изменить мир, в котором живут, но они тем не менее пытались. В этом состояла суть их жизни. Вашингтону больше других доставалось от политических противников. Черные группировки утверждали, что он должен сражаться вместе с ними, но v того не хватало на это бунтарского духа. А по мнению Люка, он был лучшим из всех — и левых, и правых.

— Вы следите за Фрэнком Вашингтоном?

— Да.

— Тогда следите за ним получше. — Дождавшись кивка. Люк повернулся и ушел.

Кизия с волнением ждала у входной двери.

— С тобой все в порядке?

— Конечно, со мной все в порядке. А почему со мной должно было что-то случиться? — Люк подумал, что она могла услышать что-нибудь или, еще хуже, увидеть. К счастью, никто не проходил мимо кабинки во время его короткой схватки с полицейским, а официанты были слишком заняты своим делом.

— Тебя так долго не было, Лукас. Что-нибудь не так?

— Конечно, нет. Просто я увидел знакомого.

— Дела? — На лице Кизии появилось выражение, которое обычно бывает у подозрительных жен.

— Да, маленькая, дела. Я уже рассказывал тебе. И давай поговорим о чем-нибудь другом. Пора возвращаться в отель. — Люк горячо обнял ее и с улыбкой потянул на улицу, в вечерний туман.

Что-то неладно, Кизия это чувствовала. Люк хорошо умел скрывать свои мысли. Он никогда не позволял ей вмешиваться в свои дела и сегодня ясно показал, что вовсе не собирается изменять этому правилу.

На следующее утро Кизия поняла, что не ошиблась в своих подозрениях. Она заказала роскошный завтрак на двоих и, дождавшись, когда его доставили в номер, пошла будить Люка. Легонько встряхнула его за плечо и поцеловала.

— Доброе утро, мистер Джонс. Пора вставать, я люблю тебя. — Люк перекатился на спину, сонно улыбнулся и приоткрыл глаза. Потом вдруг схватил ее за плечи и начал целовать.

— Великолепное начало дня! Почему ты вскочила так рано?

— Я хотела есть. И потом, ты сказал, мы должны многое" сделать сегодня… Я встала и приготовилась. — Кизия, улыбаясь, сидела на краю кровати.

— А хочешь опять лечь в постель и забыть обо всех делах?

— Только после завтрака, если тебе не терпится. Иначе твоя яичница остынет.

— Господи, ты очень практичная и хладнокровная женщина.

— Нет, всего лишь голодная. — Кизия похлопала Люка по спине, еще раз поцеловала и соскочила с кровати, чтобы снять салфетку, прикрывающую поднос с завтраком.

— Пахнет неплохо. Они прислали газеты?

— Да, сэр. — Аккуратно свернутые газеты тоже лежали на подносе. Кизия взяла их, развернула и подала Люку, присев в реверансе. — К вашим услугам, месье.

— Леди, как же я жил без вас?

— Без всякого сомнения, это была трудная, беспросветная жизнь. — Она снова улыбнулась Люку и повернулась к столику, чтобы налить ему кофе. Когда Кизия снова подняла глаза, то была потрясена его видом. Люк сидел на кровати с газетой на коленях, сжав кулаки, а по его лицу, искаженному яростью и горем, катились слезы.

— Лукас, дорогой, что случилось? — Она нерешительно подошла к нему, села рядом, взяла газету и быстро просмотрела заголовки статей, пытаясь определить, в чем же дело. Долго искать не пришлось. Эта статья была гвоздем номера: «Застрелен бывший священник, известный сторонник реформ тюремной системы. Предполагается, что убийство совершено одной из левых радикальных группировок. Полиция не сообщает ничего определенного… Джозеф Мориссей был убит восемью выстрелами в голову, когда вместе с женой выходил из своего дома». На фотографии — женщина, в истерике склоненная над бесформенным телом. Джо Мориссей. В статье сообщалось, что его жена была на седьмом месяце беременности.

— Черт! — единственное слово, которым Люк выразил свои чувства. Кизия мягко обняла его за плечи, из ее глаз полились слезы. Они вместе плакали по убитому человеку, и только Люк понимал, что трупом мог стать и он.

— Дорогой, мне очень жаль. — Пустые слова. Как передать боль и сочувствие? — Ты хорошо его знал?

Люк тихонько кивнул и закрыл глаза.

— Слишком хорошо.

— Что ты имеешь в виду? — Ее голос перешел на шепот.

— Этот человек был образцом для меня. Вспомни, я говорил тебе, что никогда не попаду в тюрьму и никто не сможет ничего повесить на меня. Помнишь?

Кизия кивнула.

— Да, они ничего не смогут повесить на меня, потому что есть такие ребята, как Джо Мориссей. Он был священником в четырех приходах до того момента, как отказался от духовного сана. Потом он связался с несколькими неустрашимыми упрямцами, пытающимися изменить мир. И был образцом для всех. И для меня. А теперь… мы убили его. Я убил его. чтоб вас всех… — Люк вскочил на ноги и зашагал по комнате, вытирая слезы. — Кизия?

— Да? — Ее голос прозвучал испуганно.

— Я хочу, чтобы ты сейчас оделась и собрала вещи. Немедленно. Ты должна как можно скорее уехать отсюда.

— Лукас… ты боишься?

Он поколебался мгновение и кивнул:

— Да, я боюсь.

— За меня? Или за себя?

Люк улыбнулся краешком рта. Он никогда не боялся за себя, но сейчас было не время для подробных разъяснений.

— Скажу только, что на этот раз я хочу быть умнее. А теперь давай, малышка. Пора действовать.

— Ты тоже уедешь? — спросила Кизия, обращаясь к спине Люка.

— Позже.

— А что ты собираешься делать? — Внезапно Кизия застыла от ужаса. О Боже, а вдруг они собираются