— Хочешь знать правду?

— Зачем бы я иначе спрашивала?

— А мало ли зачем. Но я скажу. При первой возможности я тебя отсюда выгоню. Мой брат совсем сдурел, но я его вразумлю, а надо будет, и поколочу.

— Так уж и поколотишь? Он ведь сильный.

— Ничего, справлюсь.

Она пристально поглядела на него.

— Где сейчас Адам?

— В город поехал, тебе за лекарствами — мало он их накупил, дряни разной!

— Ты скверный человек.

— Хочешь знать, что я думаю? Ты с этим твоим смазливым личиком не то что не лучше, а еще и в десять раз хуже меня. Ты — сам дьявол, вот что я думаю. Она тихо рассмеялась.

— Значит, мы с тобой два сапога пара. Карл, сколько мне осталось?

— До чего?

— До того, как ты меня выгонишь. Скажи честно.

— Пожалуйста, могу сказать. Неделя, может быть, дней десять. Как только начнешь ходить, так сразу и выставлю.

— А если я не уйду?

Он поглядел нанес с хитрецой, будто предвкушал поединок.

— Так и быть, скажу. Когда ты наглоталась всех этих пилюль, ты много болтала, вроде как во сне.

— Неправда.

Он засмеялся, потому что увидел, как, спохватившись, она быстро сжала губы.

— Не хочешь — не верь. Если выкатишься быстро и без шума, буду молчать. Ну, а если нет, пеняй на себя, да и шерифу я кое-что расскажу.

— Я не верю, что говорила что-то плохое. Что я такого могла сказать?

— Спорить я не собираюсь. Да и некогда, у меня полно работы. Ты меня спросила — я тебе ответил.

Он вышел из дома. Зайдя за курятник, согнулся пополам от смеха и хлопнул себя по ляжке. «Я-то думал, она умнее», — повторял он про себя. И впервые за много дней на душе у него полегчало.

Карл основательно напугал ее. Он учуял в ней что-то знакомое, но точно так же и она признала в нем родственную душу. Впервые она столкнулась с человеком, который действовал ее же методами. Ход его мыслей был ей ясен, но это нисколько не успокаивало. Она понимала, что с ним ее уловки не пройдут, а ей сейчас были необходимы покой и надежная поддержка. Она осталась без денег. И должна была найти какое-то прибежище, причем, судя по всему, надолго. Она устала, она была больна, но продолжала перебирать в уме вариант за вариантом.

Адам вернулся из города со склянкой микстуры. Он налил ей столовую ложку.

— На вкус гадость, — предупредил он, — но лекарство отменное.

Она проглотила микстуру без возражений и лишь слегка поморщилась.

— Ты ко мне очень внимателен, — сказала она. — Не понимаю даже, почему? Со мной тебе одни хлопоты.

— Напротив. С тобой в доме будто светлей стало. Тебе вон как тяжело, а ты не жалуешься, не хнычешь.

— Ты такой хороший, такой добрый.

— Хотелось бы верить.

— А тебе очень нужно сейчас идти? Не можешь остаться со мной и поговорить?

— Могу, конечно. Никаких особо важных дел у меня нет.

— Придвинь стул поближе и садись. Когда он сел, она протянула к нему правую руку, и он спрятал ее пальцы в своих ладонях.

— Ты такой хороший и добрый, — повторила она. Адам, ты ведь всегда держишь слово, правда?

— Стараюсь. Почему ты спросила?

— Я совсем одна, и мне страшно, — она всхлипнула. Я боюсь.

— Могу я тебе чем-то помочь?

— Нет, мне уже, наверно, никто не поможет.

— Расскажи, а там посмотрим.

— В том-то и беда. Я даже рассказать об этом не могу.

— Но почему? Если это секрет, я никому не скажу.

— Это секрет, но не мой. Неужели ты не понимаешь?

— Нет.

Она крепко сжала его руку.

— Адам, я память не теряла, я все помню.

— Зачем же ты сказала, что…

— Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Адам, ты любил своего отца?

— Пожалуй, больше почитал, чем любил.

— Если бы человек, которого ты почитаешь, попал в беду, разве ты не пошел бы на что угодно, только бы сласти его от гибели?

— Да, конечно. Как же иначе!

— Вот и я такая же.

— Но как случилось, что на тебя напали?

— Одно связано с другим. Поэтому я и не могу рассказать.

— Тебя избил твой отец?

— Нет, что ты. Но все это связано между собой.

— Другими словами, если ты скажешь, кто на тебя напал, твоему отцу не поздоровится?

Она вздохнула. Дальше пусть домысливает сам.

— Адам, ты сможешь верить мне и ни о чем не спрашивать?

— Конечно.

— Ужасно, что я тебя об этом прошу.

— Ничего ужасного — ведь ты хочешь спасти своего отца.

— Пойми, открыть этот секрет я не вправе. Иначе я бы тебе уже давно рассказала.

— Да, конечно, понимаю. Я бы поступил точно так же.

— Ах, Адам, ты все понимаешь. — Глаза ее наполнились слезами.

Он нагнулся к ней, и она поцеловала его в щеку.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я уберегу тебя от беды.

Она откинулась на подушку.

— Нет, вряд ли ты сможешь.

— На что ты намекаешь?

— Видишь ли, твой брат меня невзлюбил. Он хочет, чтобы я скорее ушла из вашего дома.

— Это он сам тебе сказал?

— Нет, нет. Просто я чувствую. Он не такой, как ты, он не понимает.

— Он человек неплохой.

— Я знаю, но ему недостает твоей доброты. И когда мне придется уйти… шериф обязательно станет меня расспрашивать, а я буду одна-одинешенька.

Адам неподвижно смотрел перед собой.

— Брат не заставит тебя уйти. Половина этой фермы моя. И свои деньги у меня тоже есть.

— Если он захочет, чтобы я ушла, я уйду. Я не могу портить тебе жизнь.

Адам встал и вышел из комнаты. Пройдя в кухню, он открыл дверь во двор и окунулся в день. Вдали, в конце поля, брат снимал с тележки булыжники и укладывал их на каменную стену. Адам посмотрел на небо. С востока, колыхаясь, ползло одеяло серебристых облаков. Он глубоко вздохнул, и в груди защекотало от будоражащего предчувствия, У него вдруг словно вынули из ушей вату: он ясно слышал, как кудахчут куры и гудит над землей восточный ветер. Слышал доносившееся с дороги шлепанье копыт, слышал, как вдали