сама не люблю.

Том откинулся на спинку стула, засмеялся.

— И я не люблю, — сказал он. Ладно, ты ведай желудями, а я — свиньями.

— Вот смешно будет, Том, если мы — и вдруг наживем деньги!

— Но ты же зарабатывала в Салинасе. — Не так уж много. Обещаниями-то я была богата. Если бы по этим моим счетам мне заплатили, нам бы теперь не требовалось разводить свиней. Завтра же могли бы отправиться в Париж.

— Я утром съезжу в город к Уиллу, поговорю, — сказал Том. Отодвинул рывком стул от чертежной доски. Хочешь, вместе съездим?

— Нет, я останусь дома — обдумывать планы. Завтра приступлю к Большому Монтерейскому состязанию.

Возвращаясь под вечер на ранчо, Том был грустен и обескуражен. Как всегда, Уилл сумел обдать холодной водой, погасить его энтузиазм. Уилл подергал себя за усы, потер брови, почесал нос, протер очки и медленно, сосредоточенно обрезал и зажег сигару. Замысел Тома оказался полон прорех, и Уилл умело сунул палец в каждую.

Состязание по сбору провалится, — хотя почему именно, Уилл не разъяснил детально. Он сказал, что вся затея весьма сомнительна, особенно по нынешним временам. Обещали то с великим скрипом — подумать над этой идейкой.

Среди разговора Том чуть было не сказал Уиллу про поездку в Европу, но вовремя спохватился, остановленный верным чутьем. Слоняться по Европе можно разве что уйдя на покой и вложив капитал в надежные ценные бумаги, — а иначе, с точки зрения Уилла, это чистое безумие, рядом с которым даже свино-желудевая затея — образец деловой сметки. Так что Том промолчал и уехал, увозя обещание Уилла «подумать»и чувствуя, что их план будет отвергнут.

Бедному Тому было невдомек, что одна из творческих радостей бизнесмена как раз и состоит в успешной маскировке. Для бизнесмена восторгаться чужим замыслом — полнейший идиотизм. Уилл и в самом деле решил подумать. План захватил его некоторыми своими возможностями. Том ненароком наткнулся на очень интересную идею. Купить поросят в кредит, откормить почти что даровыми желудями, продать, расплатиться с долгом — так ведь можно получить порядочную прибыль. Грабить Тома Уилл не собирался — просто оттеснить его слегка. Ведь Том мечтатель, ему нельзя доверить реализацию здравой, хорошей идеи. К примеру. Том не знает даже, почем нынче свинина и склонна ли цена возрасти или упасть. В случае успеха Уилл непременно подарит Тому солидный подарок — быть может, даже форд. А что если объявить форд первым и единственным призом? Ведь все население долины кинется собирать желуди}

Подъезжая к ранчо. Том раздумывал над тем, как бы помягче сказать Десси, что план их не годится. Лучше всего было бы сразу же заменить его другим планом. Но каким? Как заработать за один год деньги на поездку в Европу? И внезапно он отдал себе отчет, что не знает, сколько на это требуется денег. Не знает, сколько стоит билет на пароход. Надо сегодня же вечером прикинуть вместе с Десси.

Он полунадеялся, что Десси, завидя его, выбежит из дома, и приготовился встретить ее веселой улыбкой и шуткой. Но Десси не выбежала. Может быть, легла вздремнуть. Он напоил лошадей, поставил в стойло, задал сена.

Вошел в дом; Десси лежит на диване.

— Отдыхаешь? — спросил Том и тут увидел, как она бледна. — Десси, что с тобой? — вырвалось у него.

Она ответила, превозмогая боль:

— Просто живот разболелся. Довольно сильно.

— Ах, вот что, — сказал Том. — А я испугался. Ну, от живота я тебя вылечу.

Ушел на кухню и вернулся со стаканом серовато-прозрачной жидкости. Подал стакан Десси.

— Что это. Том?

— Добрая старая слабительная соль. Слегка взбудоражит кишочки, но вылечит.

Она покорно выпила, поморщилась, сказала:

— Я помню этот вкус. Мамино верное средство в сезон зеленых яблок.

— Теперь полежи спокойно, — сказал Том. — Я спроворю обед.

Ей было слышно, как Том орудует на кухне. А внутри у Десси бушевала боль. И к боли присоединился теперь страх. Соль жгла пищевод, желудок. Десси еле добралась до ватерклозета и попыталась рвотой избавиться от этой соли. По лбу покатился пот, залил глаза. Мышцы брюшной стенки судорожно отвердели, метая Десси разогнуться.

Потом Том принес ей омлет. Она тихо покачала головой.

— Не могу, — сказала, улыбнувшись. — Я лучше просто лягу в постель.

— Соль должна скоро подействовать, — заверил ее Том. — И все будет в порядке.

Он довел ее до спальни, помог лечь.

— Как ты думаешь, что ты могла такое съесть?

Десси лежала, собрав всю свою волю — борясь с болью. Часам к десяти вечера воля стала ослабевать.

— Том! Том! — позвала Десси.

Том открыл дверь, держа в руке «Всемирный альманах».

— Том, — проговорила Десси, — извини уж меня. Но мне очень нехорошо. Том. Мне худо.

В полумраке он присел на край постели.

— Сильно режет?

— Да, ужасно.

— Может быть тебе в туалет надо?

— Нет, сейчас не надо.

— Я принесу лампу, посижу с тобой, — сказал он. — Может, ты уснешь. К утру пройдет. Соль вылечит.

Она молча скрепилась, снова собрав волю в кулак; Том читал ей вслух из «Альманаха». Когда ему показалось, что Десси уснула, он замолчал, задремал в кресле у лампы.

Его разбудил тонкий всхлип. Том вскинулся — Десси металась в постели. Взгляд ее был млечно-мутен, как у обезумевшей лошади. В углах губ пузырьками вскипала пена, лицо пылало. Том сунул руку под одеяло — мышцы живота каменно тверды. Наконец она перестала корчиться, откинулась на подушку, в полуэакрытых глазах блеснул сеет лампы…

Том не стал седлать коня — опрометью взнуздал и поскакал так. Рванул, выдернул пояс из брюк и, хлеща испуганного коня. понудил к спотыкливому галопу по каменистым рытвинам проселка.

Двухэтажный дом Дунканов стоит у самой дороги. Дунканы спали наверху и не слышали, как Том колотит в парадную дверь, но услышали треск и грохот двери, вырванной с замком и петлями. Когда Дункан сбежал вниз с дробовым ружьем. Том уже кричал в телефон, висящий на стене.

— Мне доктора Тилсона! Соедините с ним! Дозвонитесь! Во что бы то ни стало! Дозвонитесь, будь оно все проклято! — кричал он телефонистке в Кинг-Сити. Дункан, еще не совсем проснувшийся, стоял, наведя на Тома дробовик.

В трубке раздался голос Тилсона.

— Да! Да, да. Я слышу. Вы Том Гамильтон. Что с ней такое? Мышцы живота напряжены? А что вы применили? Соль ей дал?! Дурак ты этакий!

И, подавив гнев, доктор продолжал:

— Том. Том, мальчик мой. Возьми себя в руки. Возвращайся к ней, мочи в холодной воде полотенца и прикладывай, чтобы как можно холодней. Льда у вас, конечно, нет. Все время меняй полотенца. Я еду немедленно. Слышишь меня? Слышишь меня, Том?

Доктор повесил трубку, оделся. Сердито и устало открыл стенной шкаф, вынул скальпели, зажимы, тампоны, трубки, иглы и нити для швов, чтобы вложить все это в чемоданчик. Встряхнул свой фонарь — проверил, заправлен ли. Рядом поставил на стол банку с эфиром, положил эфирную маску. Заглянула жена — в чепце, в ночной рубашке.

— Я иду в гараж Уилла Гамильтона, — сказал доктор Тилсон. — Позвони Уиллу. Передай, пусть отвезет меня сейчас на ранчо Гамильтонов. Если начнет разводить канитель, скажи ему, что его сестра