— Нет, отнюдь, — ответил я. Прозвучало не больно убедительно. Во всяком случае, для Эви, которая, как и когда-то, видела меня насквозь.

Я переключил внимание на ее дочерей. Мне было интересно получше их узнать. У меня было ясное ощущение, что сегодняшнее общение с отцом не доставило им удовольствия.

Это были два хорошеньких создания. И, насколько можно было судить, вполне приспособившихся к семейным неурядицам, так распространенным в наше время. Я видел, что их мать вот уже несколько лет бьется над их воспитанием. Они только сейчас приближались к возрасту, когда им не требуется ежечасного присутствия взрослого. Значит, Эви станет полегче.

Ужин закончился. Напоследок девочки до крошки умяли десерт — это была русская шарлотка. Я поймал такси и отвез их домой. К своему восторгу, я узнал, что живут они в квартале от меня, в легендарном Бошам-корте.

— Вы живете в знаменитом доме, — сказал я детям. — Его еще называют «филиалом Карнеги-холла». Говорят, это единственный дом во всем Нью-Йорке, где каждая квартира оборудована холодильником, морозильником, духовкой и «Стейнвеем».

— Да, — согласилась Дебби. — Мама называет нашу улицу «Филармонической аллеей».

Я взглянул на Эви — она улыбнулась.

— Квартиру можно назвать отступным, доставшимся мне по разводу. Кто останется здесь, даже не обсуждалось. Должна признаться, что получаю удовольствие не только от соседей-музыкантов, но и от того, что Кармен жаждала заполучить эту квартиру, но она ей не досталась. — Эви лукаво улыбнулась.

— Эта история еще не окончена, — вставила Лили.

— Это ты о чем, детка? — переспросила Эви.

— Я не все поняла, но Кармен сказала, что если мистер Сефарди получит место в Лондоне, то он будет продавать свой пентхауз и они имеют все шансы его купить.

Реакция Эви была однозначной. Если бы она выразила ее вслух, это было бы громкое: «Черт!» Чтобы ее утешить, я объявил, что пентхауз, о котором идет речь, меня тоже может заинтересовать и, если до этого дойдет, я стану биться за него изо всех сил. Девочкам эта идея очень понравилась.

— А теперь ответь мне на вопрос, который не дает мне покоя, — с жаром произнесла Эви. — Над чем ты сейчас работаешь как музыкант?

Я судорожно соображал, что ответить.

— Ну, восстанавливаю в памяти все фортепианные концерты Моцарта…

— Здорово! — воскликнула Эви. Пришлось смущенно пояснить:

— Только играю не я, а Даниэль Баренбойм. Понимаешь, я так загружен в лаборатории, что самое большее, на что я сейчас способен в музыке, это слушать по вечерам компакт-диски. Но это долгая история — как-нибудь в другой раз расскажу. Надеюсь, это произойдет уже скоро.

В лифте я наблюдал, как Эви глазами переговаривается с дочерьми. Девочки знаками дали ей понять, что поддерживают ее затею.

— Мэт, мы с девочками хотим пригласить тебя к себе на ужин.

— Замечательно! Непременно приду.

— Тогда скажи, в какой день тебе удобнее.

— Считай, что я сам себе хозяин, так что выбирайте вы.

Мы занялись непростой процедурой сверки своих расписаний. По понедельникам у девочек были занятия музыкой. По вторникам и четвергам Эви до пол-одиннадцатого занята в консерватории. В понедельник и четверг вечером у меня самого семинары. И кроме всего прочего, были еще разрозненные лекции в разные дни.

Ближайший день, который устраивал всех, выпадал лишь через две недели. Меня это даже обрадовало, поскольку мне требовалось время, чтобы привести в порядок свои мысли.

Новая встреча с Эви после стольких лет всколыхнула во мне волну воспоминаний. О неиспользованных возможностях, об упущенных шансах. Я не должен был допускать нашего расставания. Никогда.

Одно было ясно. Теперь, когда мы снова нашли друг друга, наши отношения продолжатся ровно с того момента, на каком они прервались. И на сей раз никаких перерывов не будет.

Проблема эксцентричного человека состоит в том, что стоит ему повести себя хоть чуточку как нормальные люди, как начинаются кривотолки.

Так и вышло, когда двумя неделями позже я закончил работу в половине шестого и попрощался до завтра: тут же поползли разговоры.

Вообще-то моя репутация пошатнулась уже тем утром, поскольку я явился на работу прямиком из парикмахерской. Сотрудники недоумевали, почему вдруг босс вырядился и подстригся безо всякой видимой причины — ведь не было же никакого конгресса, ни инспекции из Вашингтона!

Даже со своей секретаршей Полой я не стал делиться подробностями — только попросил пометить в моем календаре, что в 19.30 у меня ужин, и сделать приписку: «Напомнить про кукол».

В последние дни в Африке я исколесил все окрестные селения и у самых искусных мастеров накупил (а иногда получил в подарок) массу статуэток, воспроизводящих различные персонажи местной жизни. «Потом, дома, — думал я, — когда меня станет одолевать ностальгия, я смогу их разглядывать и вспоминать людей и события, с которыми они были связаны».

Сейчас я смотрел на свою Эритрею в миниатюре и гадал, кого же мне отнести в подарок дочкам Эви.

Сначала я решил подарить им миниатюрных «девочек» того же возраста, что и они. Но потом выбрал две самые дорогие для меня статуэтки — пару музыкантов, играющих на национальных инструментах: один на необычном барабане, другой — на скрипке с длинным грифом. Такие в точности музыканты играли на рождественском празднике у Аиды.

По непонятной мне причине я решил не дарить Эви никакой куклы. Наверное, мне не хотелось делать ее причастной к моему прошлому. Все это осталось далеко позади. Я просто купил Эви букет цветов. Я помнил, что она обожает нарциссы.

«Филиал Карнеги-холла» вполне оправдывал свое название. Едва войдя в подъезд, я узнал знаменитого пианиста, который, по-видимому, с женой спешил на концерт (не на свой, а чей-то еще, иначе он выехал бы намного раньше). Лифтер-итальянец, провожавший гостей к жильцам, без умолку болтал о музыке. И со мной тоже — почему-то он сразу принял меня за исполнителя.

Узнав, в какую квартиру я направляюсь, он тут же поведал мне, что миссис Джозефсон — «симпатичная дама, отличный музыкант, но главное — чудесная мать». (Интересно, он всем жильцам дает такие характеристики или Эви — счастливое исключение?) Он тут же добавил: «Моя жена тоже прекрасная мать, но она, увы, не играет ни на каком инструменте».

Ему не повезло: мы слишком быстро приехали на нужный этаж, а то бы он еще много чего рассказал.

Я не удивился, услышав льющиеся из соседней квартиры звуки Третьего фортепианного концерта Рахманинова (вживую). Зато на меня произвел неизгладимое впечатление аромат томатов и чеснока, сочащийся из-под двери Эви.

Сам не понимаю, что меня в нем так поразило. Запах ассоциировался с настоящей домашней едой, не ресторанной и не разогретой в микроволновке. Дожидающейся на плите, пока придет гость и вместе с хозяевами ее съест.

Дверь открыла Дебби. Она сразу объявила мне, что мама задержалась на факультете и всего несколько минут как пришла домой.

— Может, вы немножко попозже придете? — растерянно предложила девочка. — Мы еще не готовы.

— Дебби! — раздался укоризненный голос матери. — Немедленно веди Мэтью на кухню.

— Привет! — просияла она, едва я вошел. — Как тебе уже доложила старшая официантка, я немного припозднилась. Не поможешь мне открыть кьянти?

Лили тем временем натирала на терке сыр пармезан, а Эви уже откидывала спагетти в дуршлаг. Фартуком было прикрыто простое, но симпатичное платье, которое, я был уверен, на занятия она не надевала. Кухня благоухала всевозможными ароматами и напоминала мне о временах нашего студенчества,