гражданских войнах – а угрюмый, молчаливый Салладор оставался в стороне, занятый своими собственными делами, и старший сын наследовал отцу, на протяжении столетий династия оставалась одной и той же. Салладор не стремился к завоеваниям, но цепко, звериной хваткой держался за ему принадлежащее.

Лихой народ Мекампа налетал порою на салладорские пределы, брал сколько мог взять добычи и поспешно отходил на север, укрываясь за стенами лесов. Но далеко они пробраться просто не могли – вернее крепостей, мечей, стрел или магии Салладор стерегла пустыня.

Степи обрывались внезапно и резко, словно нож исполинского повара отсекал кусок зелёного пирога. Травяные моря сменялись золотым песчаным разливом. Можно было догадаться, что без магии тут не обошлось. Степная дорога терялась среди бесконечных безводных дюн, последние рощи в ужасе отступали перед лицом грозной песчаной армии. Дальше тянулась сушь, золотой океан разметался, расплескался окрест, от морских берегов до гор восточной стены, и среди него крошечными островками, зелёными брызгами на песчаном покрывале лежали бесчисленные оазисы, соединённые караванными тропами. Столица притаилась в глубине, на сплетении таких вот троп, с успехом заменявших салладорцам широкие торговые тракты. Порты тщательно охранялись, и далеко от побережья тороватые купцы Эбина и Арраса просто не допускались.

Фессу предстояло доказать, что Салладор для него – не преграда. Ему просто больше ничего не оставалось.

Эльфиек наверняка вновь взяли в плен. Контракт обяжет мекампцев передать пленниц покупателям Так что у него, Фесса, останется ещё одна попытка, перед тем как эльфийки падут под жертвенным ножом. Или перед чем-то ещё хуже, чем жертвенный нож.

Собственно говоря, целей в Салладоре у Фесса могло быть только две. Первая – возможно, спасти тех проданных эльфиек. Вторая же – опаснейшая и грозящая непредсказуемыми последствиями – попытаться добраться до могилы Салладорца или же до его кенотафа, если его тело тайно захоронено в другом месте.

Похоже, никто другой в целом мире не способен будет ответить на его, Фесса, вопросы, кроме этого мёртвого мага.

Тёмный плащ за плечами порой ощущался чуть ли не наяву.

Поселения вдоль салладорской границы стояли густо. Здесь было немало старых шахт, где по мелочи брали медь, олово, железо. Встречалось и немного золотишка. Здешние поля неплохо родили, и обитатели пограничья продавали хлеб чуть ли не по всем берегам внутренних морей, добираясь даже до Волчьих островов, с их постоянной нуждой в зерне.

Бароны здесь тоже сидели лихие, привыкшие брать добычу не церемонясь, – скорее разбойники, чем владетели. Королевские копейщики тут старались не показываться. Здешние хозяева хорошо знали, сколько фунтов салладорского золота требуется отослать в Агранну, чтобы избегнуть всех и всяческих неприятностей.

Здесь не так крепка была рука Святой Матери-Церкви. Разбойникам не слишком-то хотелось забивать себе голову богословскими вопросами, да и охота церковников за гулящими девицами, весьма ценимыми пограничной вольницей, не встречала, понятное дело, никакого одобрения.

И здесь тоже были беспокойные кладбища.

… Он шёл узкой дорогой, вившейся среди облетевших грабовых рощ, и только вечнозелёный мекампский орешник упрямо щетинился острыми листьями, точно копьями, пытаясь сразиться с наседающим ветром. Пони уныло плёлся следом.

В эти дни Фесс старался вновь обрести власть над собственной душой. Отбросить сомнения и колебания. Не мучить себя бесплодными воспоминаниями, не травить себя видениями – окровавленная Рысь, беспомощно-удивлённое выражение на лице заваливающегося Прадда, кривая усмешка Сугутора.

Ты не мститель, – словно заклинание, твердил про себя Фесс. – Судьба уже устала предупреждать тебя. Ты не устоишь один против множества. Несмотря на вернувшееся искусство, несмотря на то что правило одного дара более не имеет над тобой власти. Неужели дракон напрасно тратил на тебя время? Неужели ты окончательно потерпел поражение как независимый чародей, мастер Сущего и Не– Сущего ?

Нет, – стиснув зубы, отвечал себе Фесс. – Да, я блуждал в тумане, да, я не видел цели – потому что не может же оказаться целью вечное бегство от ищеек Инквизиции. Я раз за разом пытался отвечать «нет» соблазнам Тьмы, я делал своё дело, я шёл, я… я…

Не слишком ли много «яканья» ? – сказал он сам себе. – Ты не знал, куда идти. Ты не знал, что делать. Ты бежал от Тьмы, от масок, от Инквизиции. Ты бежал от всего. Дракон попытался указать тебе путь, но, как известно, до конца проходят лишь ту дорогу, на которую встали сами, по собственной воле.

Спроси Салладорца. Потому что пора перестать бежать и наступать самому. Но не так, как ты это попытался проделать уже дважды. Численный перевес врага всякий раз оказывался решающим, и не могла здесь помочь даже изощрённая магия.

Ты слишком самонадеян, – строго судил он себя. – Ты нетерпелив, ты не умеешь выжидать, готовить удар. Вспомни Серую Лигу, ты ведь считался лучшим воином Патриарха Хеона. Вспомни те дни! Ты вырвался из лап Красного Арка, ты выстоял в отчаянном бою с магами на горящих улицах Мельина, ты…

А какова была цена этих побед?

Фесс даже остановился. Простая эта мысль до сих пор, к собственному стыду, не приходила в его голову.

Ведь если посмотреть непредвзято и откровенно, все его «победы» фактически были прорывом, отчаянной борьбой за жизнь, бегством из заточения и тому подобным.

Неожиданной контратакой, ударом из засады, ложным отступлением можно выиграть бой или сражение. Но – не войну.

Простой, ясный, словно клинок меча, закон войны, известный каждому идущему на смертное поле: хочешь победить – наступай. Бесчисленно повторённый во всех трактатах о военном искусстве. Во всех наставлениях о «пути меча и чести». Но отчего-то вновь и вновь упорно игнорируемый. В том числе и им, Фессом, Кэром Лаэдой, некромантом Неясытью.

…Легко сказать – наступай. В человеческих силах, располагая армией, найти путь к вражеской столице. Но когда твой враг – неведомое, неосязаемое, тень, мгла, затянувшая западные пределы, не имеющая сердца, которое можно было бы разрубить одним ударом? И не останется ли это «наступай» просто красивым словом – которых он уже произнёс и без того слишком много?

Дорога вывела его к деревушке, уютно устроившейся между двумя пологими и лесистыми грядами холмов. Дуло с севера, но в покойной долине дыхание зимы почти не чувствовалось, ярко светило солнце, облетевшие ветки исчертили небо, и столбы невысокой изгороди, что опоясывала поселение, до самой середины утонули в сухой траве. Фесс с удивлением обнаружил, что дорога здесь и кончается – торного пути на юг дальше не было, несмотря на то что с полдня тянулся длинный и узкий степной язык.

Разумеется, его заметили. Но, в отличие от град и весей коренного Мекампа, здесь, в пограничье, жил тёртый и неробкий народ. Никто не визжал от ужаса, завидев мага со столь необычным для прошедших Ордос чёрным посохом. Не все, возможно, поняли, что это значит, но даже игравшие на улице дети, хоть и присмирели, однако бросаться врассыпную даже и не подумали. И матери не спешили хватать их в охапку, поспешно уволакивая от дурного глаза жуткого некромансера.

Фесс успел миновать добрую половину деревенской улицы, когда его наконец окликнули.

– Куда путь держишь, мил человек?

Навстречу Фессу вышло пятеро рослых черноволосых мужчин, по зимнему времени в тяжёлых, отороченных тёмным блестящим мехом плащах. Слева каждый плащ оттопыривался длинной кривой саблей. Смуглая кожа, острые тонкие черты лиц – незнакомцы отличались диковатой красотой. Такие должны нравиться изнеженным эбинским девам, мелькнула мысль. Благородные разбойники из слезливых романов.

Встретившая Фесса пятёрка наверняка относилась к разбойникам, но вот к благородным – едва ли. Золотые перстни теснились на пальцах, золотыми были и застёжки плащей, и, разумеется, на шее каждый носил целую вязку толстых цепей, тоже, конечно же, золотых.

Спросил некроманта тот, кто стоял в центре, судя по всему – вожак шайки, что владела деревней. Спросил без страха, даже с каким-то вызовом; чёрные глаза дерзко блеснули.