богов. Пришедшие из ниоткуда и сейчас уходящие в никуда. Воронка над головой Сильвии поднималась всё выше и выше, достигая туч, с рёвом всасывая и изрубленные и целые тела. Поток Силы, что должен был сровнять Эгест с землёй, обратился против себя самого.

Сотворив весь этот ужас, он сейчас сам же и выбрасывал его в области ещё большего ужаса. Сильвия и её чёрный меч стали тем, что пробивает плотину, отводя губительный паводок от населённых областей.

Ураган выл всё бешеней, небо над полем битвы постепенно темнело, мгла воронки растекалась во все стороны, закрывая солнце. Толчки Силы отзывались глухой ноющей болью во всём существе юной волшебницы, однако ясно было, что на сей раз Тьме не удалось прорваться в Эгест. Её расчёты – если, конечно, допустить, что Тьма умеет считать, – никак не могли принять во внимание внезапное появление в обречённом городе артефакта из совершенно иного мира.

Мало-помалу напор стихал, твари вяло шли под удары фламберга, даже не пытаясь атаковать, безвольные, словно ватные куклы. Сильвия добивала их уже на остатках дыхания. Она не считала и не чувствовала ран – до времени. Только щекочущие тёплые струйки собственной крови, сбегавшие вниз по рукам и бёдрам.

А когда всё кончилось и последний крысолюд свалился под ноги девушке – свалился с тем, чтобы через мгновение его всосала бы ненасытная пасть воронки, – Сильвия упала сама. Звякнув, повалился на камни фламберг, и тотчас же угасла чудовищная глотка, распахнувшаяся над ними в небесах. Тёмной воронки больше не было.

Эгест уцелел, хотя сам ещё и не знал об этом. Ему повезло гораздо больше, чем некоторое время тому назад другому городу по имени Арвест.

Белая сова взлетела над развалинами, тяжело и устало взмахивая покрытыми кровью крыльями, полетела на восток, к недальнему лесу, где спрятаны были артефакты Игнациуса. Эта часть погони не удалась, всё следовало начинать сначала.

По воле Архимага Сильвия заполучила власть над высоким искусством магической трансформы. Громадная сова с человеческим разумом опустилась на землю, с трудом проделав путь меж сплетённых, щедро присыпанных снегом ветвей. Мгновение – и вместо гротескно большой птицы на выбеленной земле вновь стояла Сильвия. Она тяжело дышала, всё ещё судорожно сжимая рукоять громадного фламберга.

Вот только в глазах молодой волшебницы сверкали неведомые ей доселе слезы.

Что случилось, чародейка? Ты, которая пережила гибель своего Ордена, кто оказался в самом сердце невиданной битвы Алмазного и Деревянного Мечей, кто странствовал по причудливым тропам Межреальности, кто рушил скрижали Спасителя (вернее, меченные знаком Спасителя), кто, несмотря на малые годы, уже потерял счёт убитым в бою врагам, – почему у тебя в глазах девчоночья вода?!

«Ты ввязалась не в свой бой, – подумала она, жёстко и некрасиво кривя рот. – Это не твой бой и не твоя война».

«Нет, – вдруг возразила Сильвия сама себе. – Это моя война. Потому что… потому что…»

Напрасны усилия выразить словами, чёткими фразами невыразимое. Так неграмотный воин безымянных земель стоит в безнадёжном бою против стократно сильнейшего врага, не защищая свою семью или дом, а просто потому, что дано слово. Так опытный командир наёмного полка поворачивает коней, бросая своих в атаку, несмотря на то что не получит ни гроша после этого боя – но зато останется целой деревня, окружённая голодными мародёрами. Это не благородство. Это нечто большее, это верность. Прежде всего самому себе.

Грудь Сильвии бурно вздымалась, она всё ещё никак не могла прийти в себя. Второй раз она вступала в бой на земле этого мира, и если первый раз, надвое разваливая чёрным фламбергом железные скрижали, она очень хорошо понимала, что, зачем и почему делает, то теперь…

Или нет? Или же она всё понимала? Или она сознавала, что, разрушив часть сдерживавшей Тьму плотины, ей теперь предстоит если и не затыкать прорехи, то, по крайней мере, бороться с рвущимися в населённые области потоками мрака и ужаса – не благословенной ночной темноты, покрова земли, а именно того безъязыкого и бессветного мрака, отражения Абсолютного Ничто, над философским и алхимическим осмыслением которого десятилетиями бились лучшие умы Всебесцветного Нерга. Мрака и ужаса, которым нет ни объяснения, ни оправдания. Они не народ, силой оружия отбивающий у богатого соседа плодородные земли, потому что иначе племени грозит поголовная голодная смерть. Они бессмысленны. У них нет цели. Они ничто. Они просто топор в руках палача.

Вопрос только в том, чьи приказы исполняет этот палач.

Сильвия застыла, смотря на подвешенную в снежных ветвях сумку. Артефакты Архимага Игнациуса. Могущественное и страшное оружие. За которым на тысячи лет и тысячи миров тянется кровавый след. Кто знает, каким способом добыл их мудрый чародей?

Особенно если вспомнить череп. Череп нерождённого ребёнка Точнее сказать, вырванного силой из материнской утробы. Сильвия зябко повела плечами – когда она вспоминала эту часть жуткой легенды, её постоянно охватывала дрожь.

Сильвия медленно потянулась, сняла с сучка кожаный прочный ремень. Ей очень хотелось оставить всё это несказанное богатство навсегда в зимнем лесу. Оставить и никогда не возвращаться к этому месту. А может – оставить тут навсегда и саму миссию Архимага?

Что-то очень важное должно было случиться в Эгесте, если гончей Игнациуса стали приходить на ум такие мысли.

Она колебалась.

Послать всё к воронам. Прижиться здесь. В Эвиале найдётся дело, достойное её талантов и её фламберга. Слишком страшная цена заплачена за это оружие, чтобы оно служило бы кому-то ещё, кроме неё самой.

Она с лёгкостью одолела бы местных чародеев. Народ носил бы её на руках, и она, почти ещё девочка, вполне могла бы стать правительницей – разве не к этой роли готовили её в Красном Арке?

Совсем-совсем ещё молодое лицо Сильвии внезапно исказилось. Она словно за один миг постарела лет на десять. Уже не ребенок, даже не девушка – женщина, ещё молодая, но уже познавшая всё в этой жизни. Власть, почести, богатство, падение, грязь, предательство, боль, страх, смерть близких…

Рука Сильвии медленно потянулась и взяла сумку.

Красный Арк учил, что клятвы должно придерживаться только в том случае, когда это ведёт к вящей славе твоего Ордена. Дед, глава Арка, расширял это понятие – когда это ведёт к вящей твоей пользе, даже не славе

Выполнить поручение Архимага Игнациуса означало многое. О нет, Сильвия не переменила своего мнения о своём нанимателе. Она преклонялась перед его силой и перед тем, чего он сумел достичь. Но она также знала, что случится с ней самой, если она слепо поверит словам седобородого старика, способного, наверное, зажигать новые звёзды, если ему покажется, что рисунок созвездий на ночном небе недостаточно гармоничен.

Нет, она пойдёт дальше. Судьба дала ей возможность… указала другой путь. Она, Сильвия, внучка самого могущественного чародея Красного Арка и дочь того, чье имя в том же Арке страшились произнести даже мысленно, пойдёт по дороге до конца – но это будет её собственная дорога, не чья-либо ещё.

На сей раз она не стала перекидываться в сову. Молоденькая девушка, почти что девочка, одна странствующая по зимним дорогам Эвиала, не могла не вызвать вопросов у тех, кто присвоил тут право эти вопросы задавать, но притом она привлечёт меньше внимания. Артефакты, конечно, артефактами, но при всём при том Сильвии хотелось повнимательнее взглянуть на этот мир. Мир, который она негаданно- нежданно стала защищать. Идти пешком было неразумно, Игнациус брезгливо поджал бы губы – то, что он считал глупостью у служивших ему, неизменно вызывало его брезгливость, словно неряшливость или неопрятность, но именно поэтому Сильвия и стремилась идти пешком.

Найти след Клары Хюммель не составило особого труда. Чародейка и её свита удалялись от города. Они шли на север, словно сами кого-то преследовали. Иного объяснения Сильвия не находила. На полночь от Эгеста не было ни больших городов, ни торговых путей. Лесной тупик, зажатый между двумя дикими чащобами, упирающийся северным концом в утёсы Железного Хребта, – что там делать мятежной чародейке?

Значит, пойдём и мы туда.