Доминик отделался переломанными костями и трещиной в черепе. Кайл примчался из Лондона на следующий вечер. На чем свет стоит ругал брата за то, что тот ездит верхом, как последний крестьянин- неумеха. Если бы не плачевное состояние, Доминик, наверное, ударил бы Кайла в ответ. Но в тот момент, хоть он никогда бы не признался в этом даже самому .себе, появление Кайла обрадовало его до слез.

Закончив свою разгромную речь. Кайл немедленно отослал хирургов, нанятых друзьями Доминика, и пригласил лучшего врача, известного в этой части Англии. После этого Доминику много раз, как в тумане, вспоминалось лицо Кайла. Брат всю ночь просидел у его постели, пока он метался в лихорадке. Смачивал ему лоб холодной водой, снова укладывал на кровать, когда он пытался вскочить.

Когда все прошло, Доминик решил, что ему все это померещилось. Кайл больше не пытался играть роль сиделки. Мало того, он разве что не грубил Доминику. Как только дело пошло на поправку, сразу уехал, даже не объяснив, каким образом так быстро узнал о несчастном случае. Потом Доминик выяснил, что никто из его друзей даже не удосужился сообщить его семье о том, что с ним произошло. Та необъяснимая, таинственная связь, которая всегда существовала между братьями, – вот что привело Кайла к нему. И о ранении под Ватерлоо Кайл тоже знал, хотя об этом Доминику стало известно много позже. В детстве такое для них казалось обычным делом. Порой Доминик даже не мог понять, чью боль он переживает – свою или брата После того как они разошлись, он постарался заглушить в себе эти чувства, но без особого успеха.

В горле что-то сжалось. Как случилось, что они с братом дошли до такого отчуждения! Неужели это неизбежно? Если бы только Кайл вел себя менее надменно… Если бы ему, Доминику, побольше терпения… Не позволять брату выводить его из себя.

Прошлое, конечно, уже не изменишь. Но может быть, можно изменить будущее? Он безмолвно поклялся, что будет держать себя в руках, когда они встретятся в следующий раз. Не станет, говорить ничего такого, что сможет .спровоцировать ссору. И – помоги ему Бог! – он не должен позволять себе ничего лишнего с невестой брата. Не нужно быть братом-близнецом, чтобы знать: Кайл сочтет это непростительным. Он, конечно, решит, что Доминик намеренно флиртует с Мэриан все из-за того же их вечного соперничества.

Когда они с братом ощущали духовную близость в последний раз? Может, когда умерла мама? У графини неожиданно началась сильная лихорадка. Обоих мальчиков вызвали домой из школы. Поскольку Рагби был расположен ближе к дому, Доминик приехал первым. Она улыбнулась, шепотом произнесла его имя. Она никогда не путала своих сыновей.

– Присматривай за братом, – добавила едва слышно. – Он не похож на тебя. Он… легче срывается.

Вскоре после этого она забылась сном, от которого уже не очнулась. Граф с застывшим лицом удалился к себе в кабинет. Доминик с болью в сердце ожидал экипаж брата и думал о последних словах матери. Он тогда дал себе слово, что не станет передавать их Кайлу. Для брата унизительно будет узнать, что мать считала его слабым человеком. Доминик понимал, она не это имела в виду, но лучше не пытаться объяснять.

Кайл приехал домой поздно вечером. Доминик бегом сбежал по лестнице, зная, что именно он должен сообщить брату горестную весть. Кайл устремил на него умоляющий взгляд. Доминик покачал головой. Горло у него сжалось.

– Ее больше нет, Кайл. Ее последние… последние слова были о тебе. Она сказала, что любит тебя.

В конце концов, ее слова именно это и означали.

Лицо Кайла исказилось.

– Она умерла… а меня с ней не было. Меня с ней не было. Потрясенный горем брата, Доминик протянул к нему руки. Кончилось тем, что они разрыдались, прижавшись друг к другу. Горе объединило их, как давно уже ничто не объединяло.

Память об этом горе странным образом отозвалась в его душе. Доминик осознал, что снова может чувствовать, как брат. И сейчас он ощутил то же горе, какое почувствовал в тот день, когда брат попросил его поехать вместо него в Уорфилд. Только теперь горе брата ощущалось еще сильнее. Что же, черт возьми, происходит?

Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль. Он был уверен, что Кайла сейчас нет в Англии. Где же брат? В Ирландии? Нет, дальше, гораздо дальше. Может быть, во Франции, в Испании или в Португалии. Он сказал, что связаться с ним будет трудно. Но с какой стати он отправился за границу именно сейчас? Если просто для удовольствия, то это, конечно, можно было бы отложить. И потом, Доминик не ощущал бы такого страшного горя, которое он чувствует сейчас, за много миль. Черт побери, что же можно сделать? Чем помочь?

А может быть… если он чувствует брата, может быть, и Кайл почувствует его?

Он попытался произнести молитву, но тут же отказался от этого. Нет у него способности к божественным речам. Вместо этого он представил себе, что протягивает руку в ночь, через много миль… кладет руку брату на плечо. Дает ему понять, что он не один, несмотря на разделяющее их расстояние. Может, это лишь игра его воображения, но ему показалось, что горе Кайла немного утихло.

Утомленный всем произошедшим за день, Доминик повернулся на бок. Снова попытался заснуть. Однако мысли снова и снова возвращались к Кайлу… и к Мэриан. Его будущей невестке.

Он не должен позволять их отношениям заходить дальше. Они уже и так зашли слишком далеко. Это грозит катастрофой, такой, от которой навсегда рушатся семьи.

Тем не менее не будет большой беды оттого, что он еще раз понюхает подаренный ею букетик. Сладкий и терпкий запах… такой же, как она сама.

С цветами, зажатыми в руках, он наконец заснул.

– К вам гости, милорд.

Доминик поднял глаза от капусты, которую старательно пересаживал, чтобы она могла завязываться в кочаны. Молодая служанка, принесшая эту новость, покраснела, по-видимому, оттого, что ей пришлось заговорить с ним. Для нее это невероятное событие.

Какого черта! Кто мог явиться в Уорфилд к нему в гости?

Он поднялся на ноги, отметил темные пятна грязи на коленях. Ночью прошел дождь. Для сада это, конечно, хорошо, а вот для садовников – не очень.

– Кто такие?

Служанка совсем растерялась.

– Я… я забыла, милорд. А карточку она не оставила. Но это знатная дама.

Может, какая-нибудь дальняя родственница семьи Ренбурн, живущая поблизости, услышала о том, что лорд Максвелл гостит в Уорфилде? Ну, кем бы она ни оказалась, придется ей принять его как есть, перепачканного землей.

– Камаль, у меня гости. Я скоро вернусь. Индус поднял глаза от грядки, которую в этот момент рыхлил:

– Хорошо, милорд.

Мэриан, прореживавшая цветы на кустах перца, чтобы оставить больше места для крупных плодов, продолжала напевать свою мелодию без слов и лишь искоса кинула на Доминика быстрый взгляд, в котором он не смог ничего прочесть. В течение трех дней, прошедших после его возвращения из клиники для душевнобольных и после того, как он привез ей Мунбим, они ни разу не оставались наедине.

Возможно, это совпадение, что вся ее работа в саду в последние дни проходила в присутствии Камаля. Однако Доминик в этом сомневался. Она явно стремилась создать барьер между ними. Очень мудро, ничего не скажешь. Но Доминику не хватало той легкой, непринужденной атмосферы, к которой он успел привыкнуть за то время, что они с Мэриан садовничали вдвоем. Он хорошо относился к Камалю, но постоянное присутствие индуса как-то все изменило.

Доминик последовал за служанкой к дому. На минутку остановился в теплице, помыть руки. Если сейчас идти переодеваться, это отнимет не меньше получаса, а потом все равно снова выпачкаешься в огороде.

Гостья сидела с дамами за чаем в маленькой гостиной. Появление Доминика прервало их оживленную беседу. Все трое одновременно подняли на него глаза. Гостья – высокая, привлекательная, модно одетая женщина примерно его возраста – показалась ему смутно знакомой, однако припомнить ее имени он не мог.