откинулся на спинку кресла. Вмонтированные в нее невидимые пальцы стали массировать ему спину. Посмотрел на оставленную ему Броггом книгу и устало потер веки.
Перебежчики!
Это было неизбежным, он знал, что это дело повесят ему. Все странное и необычное всегда поручали ему, все жалкие заговоры против закона и порядка. Четыре года назад это был синдикат по подпольной торговле искусственными органами. Квеллен содрогнулся. Дефектные поджелудочные железы продавали в вонючих переулках, распределяли оставшиеся в тени ловкачи, которые бесшумно перепархивали из одного округа в другой.
Пульсирующие, наполненные кровью сердца, бесконечные мотки поблескивающих внутренностей… А затем банк, где хранилась сперма, и грязное дело, связанное с ее незаконным изъятием. А потом якобы создания из смежной вселенной, которые шныряли по улицам Аппалаччии, щелкая отвратительными красными челюстями и хватали детей мерзкими чешуйчатыми когтями. Квеллен справился со всеми этими делами. Без особого блеска, ибо это не соответствовало его стилю работы, но в достаточной степени умело.
И вот теперь — перебежчики!
Поручение выбило его из колеи. Одно дело — торговля бывшими в употреблении почками или яичниками, совсем другое — нелегальные путешествия во времени. Вся Вселенная как будто слегка пошатнулась от одного только предложения, что такое возможно. И без того плохо, что время неумолимо двигается вперед. Но это доступно человеческому пониманию, пусть хоть и не нравится. А вот назад? Выворачивание наизнанку всех логических связей, отрицание всякой причинности?
Квеллен был человеком рассудительным. Его беспокоили парадоксы передвижения во времени. Гораздо легче, подумал он, ступить в стасис-поле и оставить позади Аппалаччию, вернуться в безмятежное, насыщенное влагой спокойствие африканского прибежища, стряхнуть с себя бремя ответственности. Он переборол подкрадывающуюся к нему апатию и включил проектор. На экране зажглись цифры и буквы, и начала прокручиваться историческая видеокассета. Квеллен впитывал в себя поток острых и неумолимых слов.
Это было далеко не все, но Квеллену сейчас этого было достаточно. Он выключил проектор. Жара в крохотной комнатушке стала угнетающей, несмотря на кондиционирование воздуха и подачу кислорода. Он ощущал едкий запах своего пота, и это еще больше раздражало его. Квеллен в отчаянии смотрел на стены, в которые было заключено его тело, и с вожделением думал о мутном потоке перед крыльцом его африканского убежища.
Он нажал клавишу диктофона и наговорил несколько памяток.
Квеллен задумался, опустил последнюю карточку неоконченной в корзину для мусора и снял ногу с педали. Диктофон выдал ему шесть мини-карточек.
Он разложил их перед собой на столе и снова включил проектор.
Дальше в тексте был пропуск. Брогг вставил здесь одну из своих пометок.
Квеллен отыскал на своем листе доказаеельства А и Б. Это были еще две кассеты. Он не стал заряжать ни одну из них в проектор, так же как и не стал прокручивать дальше кассету по истории. Он сделал перерыв и постарался сосредоточиться.
Все прыгуны, казалось, прибыли из одного периода длительностью в пять лет. Сейчас идет четвертый год этого периода. Все прыгуны отправлялись в одну и ту же эпоху, которая длилась сто двадцать семь лет. Разумеется, не всех перебежчиков смогли выявить. Часть из них быстро освоилась в новой для себя эпохе и растворилась в ней. Тем более, насколько понимал Квеллен, способы поиска различных людей триста- четыреста лет тому назад были весьма примитивными, и удивительно, что так много прыгунов тогда сумели обнаружить и зарегистрировать. Хотя пролетарии из низших слоев, по-видимому, не были особо щепетильны и не пытались скрываться в эпохах для них непривычных. Но, безусловно, синдикат, занимавшийся переправкой прыгунов, отправлял назад не только пролетариев!
Вынув из проектора кассету по истории, Квеллен вставил в него кассету А, оставленную Броггом, и включил аппарат. Кассета А содержала только подробный перечень зарегистрированных прыгунгов. Квеллен наугад начал считывать хранившиеся в ней данные.
