— Я — народ, — он поднял палец вверх. — Мне нужем мой опиум!

Помрат толкнул ладонью дверь, которая тут же со скрежетом отворилась, и вышел. Коридор был тускло освещен. Чертыхаясь, Норман стал пробираться к лифту. В коридорах домов, где живут счастливые обладатели седьмого разряда, освещение совершенно иное. Он бывал в гостях у Джо Квеллена.

Правда, не часто. Его зять не якшался с пролетариями, даже если это его ближайшие родственники. Но он видел, как чертовски хорошо живется Квеллену. А кто он есть, если задуматься? Что он умеет делать? Ведь он всего-навсего бюрократ, бумагомаратель! Его запросто, да еще и с большим успехом, мог заменить любой компьютер. Но тем не менее у Джо были работа, положение, а у него, Помрата, нет.

Он хмуро посмотрел на свое искаженное отражение в отполированном каркасе двери лифта. Он был коренастым, широкоплечим мужчиной, которому только-только перевалило за сорок, с густыми бровями и усталыми печальными глазами. В этом своеобразном зеркале он выглядел старше, так как кривое изображение показывало складки под подбородком. «Дайте мне только время», — подумал он, шагнул в овал лифта и помчался к нижнему ярусу огромного жилого комплекса.

«Я делаю свой выбор по доброй воле, — оправдывался он перед собой. Я женился на соблазнительной Хелейн Квеллен. У меня есть разрешение на двоих детей. Я выбрал себе профессию по душе. И вот я прозябаю в одной комнате на четверых. Я не смотрю на свою тощую жену, когда она голая, потому что щажу свои нервы. Квота кислорода давно выбрана. Я отправляюсь тыкать кнопки трудоустраивающей машины, заранее зная, что она ответит, и мне остается только бросить несколько мелких монет в автомат во Дворце Грез и…» Помрат задумался, как все-таки он поступит, если какой-нибудь агент этих прыгунов во времени подойдет к нему и предложит билет в более спокойное вчера. Поступит ли он так же, как и Бад Виснек, ухватившись за столь соблазнительную возможность?

«Все это чепуха, — напомнил себе Помрат. — Такой возможности нет.

Прыгуны во времени — плод воображения. Обман, увековеченный Верховным Правлением! Нельзя отправиться в прошлое. Все, что можно сделать — это медленно двигаться вперед… Но если такое все же возможно, то куда на самом деле отправился Бад Виснек?»

Когда входная дверь закрылась, и Хелейн осталась одна, она устало опустилась на край стола, расположенного посреди комнаты, и больно закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

«Он даже не замечал меня, — думала она. — Я принимала душ прямо перед ним, а он меня даже не замечал».

На самом же деле, и Хелейн вынуждена была это признать, это было неправдой. Она следила за своим отражением в медной настенной плите, которая заменяла им окно, и видела, как он украдкой поглядывает на ее тело. А затем, когда она голая пересекла комнату, чтобы взять одежду, он снова посмотрел на нее.

Но остался равнодушным! И это было важнее всего! Если бы он ощутил хотя бы искру вожделения к ней, то наверняка показал бы это. Лаской, улыбкой, быстрым движением руки к кнопке, которая откидывала встроенную в стену кровать… А он смотрел на ее тело, и ему было все равно. Хелейн страдала от этого больше, чем от всего остального.

Ей почти тридцать семь. Разве она так стара? Впереди у нее по статистике еще лет семьдесят- восемьдесят жизни. И все же она ощущала себя женщиной средних лет. За последнее время она сильно похудела, и теперь ее ягодицы скорее напоминали лопатки нескладного подростка. Она больше уже не носила платьев с глубоким вырезом на груди. Она понимала, что перестала возбуждать своего мужа, и это было больнее всего.

Неужели это правда, что Верховное Правление принимает специальные антисексуальные меры? Что, по распоряжению Дантона, мужчины должны пользоваться таблетками, вызывающими импотенцию, а женщины получают средства, снижающие чувствительность? Об этом шептались женщины. Ноэль Колмек говорила, что ей это рассказал компьютер в прачечной. Нужно верить тому, что говорит компьютер, не так ли? По-видимому, в машину заложена информация непосредственно от самого Верховного Правления.

Но ведь это нелепо. Хелейн не была семи пядей во лбу, но и в здравом смысле ей нельзя отказать. Зачем это Верховному Правлению контролировать половое влечение? Уж во всяком случае не затем, чтобы следить за рождаемостью. Рождаемость контролируется более гуманным способом, вмешательством в оплодотворение, а не в потенцию. Двое детей на каждую женатую пару, вот как это делается. Если бы разрешали иметь только одного ребенка, то, возможно, проблема перенаселенности была бы давно решена, но к несчастью существовали влиятельные группировки, которые настаивали на сохранении семей с двумя детьми и перед которыми вынуждено было пасовать даже Верховное Правление. Поэтому численность населения поддерживалась на одном уровне и даже слегка уменьшалась, ведь всегда находились холостяки, вроде Джо, брата Хелейн, и пары, которые не хотели иметь детей.

Так что, раз уж рождаемость контролировалась, то было нелогичным со стороны Верховного Правления заниматься снижением потенции. Секс был любимым занятием пролетариата. Ведь чтобы наслаждаться сексом, не нужно иметь работу. Он помогал убить время. Хелейн решила, что слухи, которые до нее доходили, были сущей ерундой. Кроме того, она сомневалась, что компьютер в прачечной мог что- либо сказать Ноэль Колмек по этому вопросу.

С чего бы это вообще компьютеру разговаривать с Ноэль Колмек? Ведь она всего-навсего дурочка- хохотушка.

Разумеется, со всей определенностью ничего нельзя утверждать. Верховные Правители отличались хитростью. Взять хотя бы, например, этих прыгунов во времени! Интересно, задумалась Хелейн, есть ли во всех этих разговорах какая-то доля истины? Существуют, конечно, документы, подтверждающие прибытие перебежчиков в предыдущих столетиях. А если это всего лишь подделки, помещенные в книге по истории, чтобы все запутать? Что здесь правда, а что вымысел?

Хелейн вздохнула и спросила:

— Который час?

— Без десяти минут три, — тихо ответили вмонтированные в ухо часы.

Скоро придут из школы дети. Малышу Джозефу было семь, Марине — девять лет. Они еще невинны, насколько могут быть невинными дети, вынужденные все время проводить в одной комнате с родителями.

Хелейн повернулась к пищевому автомату и яростным нажатием кнопок запрограммировала его на дневную закуску. Едва она покончила с этим, как появились дети. Они весело поздоровались с ней. Хелейн пожала плечами.

— Садитесь обедать, — сказала она.

Джозеф одарил ее ангельской улыбкой:

— Сегодня в школе мы видели Клуфмана, он совсем такой, как наш папа.

— Разумеется, — кивнула Хелейн. — Вы ведь знаете, что у Верховного Правления нет ничего важнее посещения школьных классов. А Клуфман похож на нашего папу потому… — она прикусила язык, так как уже собиралась сказать какую-нибудь ложь, а Джозеф все воспринимал буквально. Он повторил бы в школе ее слова, и уже на следующий день в доме появился бы следователь, допытывающийся, почему это семья Помрата, имеющего четырнадцатый разряд, утверждает, что состоит в родстве с одним из Верховных.

— Только на самом деле это не был Клуфман, — вмешалась в разговор Марина. — Он не приходил, нам показывали его портрет. — Она подтолкнула брата. — Клуфман не зайдет к тебе в класс, глупенький. Он очень занят!

— Марина права, — подтвердила эти слова мать. — Послушайте, дети. Я запрограммировала ваш день. Ешьте, а затем сразу же садитесь за уроки.

— А где папа? — спросил Джозеф.

— Он вышел повозиться с машиной по трудоустройству.

— Он получит сегодня работу? — допытывалась Марина.

— Трудно сказать, — уклончиво улыбнулась Хелейн. — Значит так, еште и за уроки. А я пойду в гости к миссис Виснек.

Дети принялись за обед. Хелейн вышла и поднялась этажом выше в квартиру Виснеков. Дверь сообщила, что Бет дома, Хелейн объяснила, кто она, и ее пропустили внутрь. Бет Виснек молча кивнула ей. Она выглядела ужасно уставшей. Это была невысокая женщина, чуть больше сорока лет, с темными доверчивыми глазами и тускло-зелеными волосами, туго завязанными сзади. Ее двое детей, обычные