третьего глаза как у черволицых. Не мог же я доказывать, что у меня реакция лучше, чем у нее, коль скоро это было не так, да и с оружием она знакома лучше, чем я.

Но мне все равно было неприятно. База оказалась огромной, ее коридоры и помещения пронизывали скалу не меньше, чем мили на полторы. Мы шли очень быстро, не обращая внимания на вещи, которые выглядели в два раза интереснее и сложнее любых музейных экспонатов, думая лишь о том, наткнемся на черволицых, или нет. Крошка все меня подгоняла: оказывается, план Материни строился еще на одном факторе – все должно было произойти до определенного часа плутонианской ночи.

– А почему? – выдохнул я на ходу.

– Чтобы она могла подать сигнал своим соплеменникам.

– Но… – начал я и замолчал.

Я задумывался над тем, что из себя представлял народ Материни, но я ведь знал о ней еще меньше, чем о черволицых, за исключением тех качеств, которые и делали ее Материней. А теперь она мертва – Крошка сказала, что она вышла наружу без скафандра, следовательно… Этому мягкому теплому маленькому существу и двух секунд не продержаться на таком морозище, я уж не говорю об удушье и кровоизлиянии в легкие. У меня даже горло сжалось.

Конечно, Крошка могла и ошибиться, хотя должен отметить, что это случается с ней редко. Но, может, как раз сейчас она и ошиблась… А в таком случае мы Материню найдем. Но если не найдем, значит, она действительно вышла и…

– Крошка, ты не знаешь, где мой скафандр?

– Знаю. Там же, где я нашла это, – она похлопала по веревке, которую обмотала вокруг пояса.

– Как только удостоверимся, что черволицых здесь дольше нет, я пойду ее искать.

– Конечно, конечно! Но надо и мой скафандр найти, я пойду с тобой.

И пойдет, это уж точно. Может, удастся уговорить ее подождать меня в туннеле и не выходить на пронизывающий холодом до костей ветер.

– Крошка, а почему ей обязательно требовалось посылать сигнал ночью? В это время ближе подходит орбита корабля? Или…

Но слова мои прервал грохот. Пол заходил ходуном в тряске одинаково пугающей и людей, и животных.

Мы замерли на месте.

– Что это? – прошептала Крошка.

Я сглотнул слюну.

– Если только это не входит в план Материни…

– Уверена, что нет.

– Значит, землетрясение.

– Землетрясение?

– Ну, плутонотрясение. Надо выбираться отсюда, Крошка!

Я даже не подумал над тем, куда выбираться – при землетрясении не до того.

– Нечего обращать внимание на землетрясение, Кип, у нас нет времени на это! – воскликнула Крошка. – Пошли, Кип, пошли!

Она побежала по коридору, и я последовал за ней, сжав зубы. Если Крошка может игнорировать землетрясение, то и я могу, хотя это все равно, что игнорировать гремучую змею, забравшуюся в постель.

– Крошка… соплеменники Материни… Они что, в корабле на орбите вокруг Плутона?

– Что? А, нет, нет. Они не на корабле.

– Так почему же сигнал надо посылать именно ночью? И как далеко отсюда их база? – Я начал прикидывать, как быстро человек может идти по Плутону. На Луне мы прошли почти сорок миль. Сумеем ли мы пройти здесь хотя бы сорок ярдов? Ноги можно обмотать чем-нибудь, но вот ветер… – Крошка, они случаем, не живут здесь?

– Что? Не будь балдой! Они живут на своей собственной очень славной планете. И перестань задавать идиотские вопросы, Кип, а то опоздаем. Заткнись и слушай.

Я заткнулся. Остальное я узнал частично обрывками на бегу, частично уже позже. Когда Материня попала в плен, она потеряла свой корабль, скафандр, средства связи, в общем, все, что у нее было, – Черволицый об этом позаботился. Он захватил ее предательски, во время перемирия для переговоров. «Он схватил ее, когда она была в „домике“, – возмущенно объяснила Крошка, – а это нечестно! Он нарушил слово!»

Предательство так же естественно для Черволицего, как яд для змеи. Я даже удивился, что Материня рискнула довериться его слову. В итоге она оказалась пленницей безжалостных монстров, оснащенных кораблями, по сравнению с которыми наши корабли похожи на телеги без лошадей, оружием, начиная со «смертельного луча» и кончая бог знает чем, располагающих базами, организацией и тылами.

А у нее были только голова и маленькие мягкие ручки.

Прежде чем она могла бы воспользоваться тем редким стечением обстоятельств, которое одно только и могло дать хоть какой-то шанс на успех, ей было необходимо восстановить свой коммуникатор (мысленно я зову его «рацией», на самом деле это гораздо более сложный прибор) и обзавестись оружием. У нее был только один выход – сделать и то, и другое самой.

Инструментов у нее не было совсем – ничего, даже булавки. Чтобы раздобыть материалы, ей предстояло добиться доступа в крыло, которое я бы назвал электронными лабораториями – они, разумеется, мало напоминали верстак в мастерской, где с электроникой возился я, но движение электронов происходит по объективным законам природы. Если электронам суждено делать то, что от них требуется, то компоненты оборудования будут очень похожими, сделают ли их люди, черволицые или соплеменники Материни.

Итак, эти помещения походили на лаборатории, и к тому же очень хорошие. Многое из оборудования было мне непонятно, но, думаю, что разобрался бы в нем, если бы мне дали на это время.

Материня провела в лабораториях несчетное количество часов, несмотря на то, что доступ в них был ей сначала строго запрещен. Хотя ей и разрешалось свободно ходить почти по всей остальной территории базы и находиться без присмотра вдвоем с Крошкой в отведенных им помещениях. По-моему, Черволицый ее боялся, несмотря на ее положение пленницы – он не хотел наносить ей ненужных обид.

Она сумела открыть себе дорогу в лаборатории, играя на алчности черволицых. Ее народ умел делать многое, чего не умели делать они – различные приборы и остроумные приспособления, намного облегчающие и работу, и быт. Начала она с невинных вопросов – почему они делают что-нибудь так, а не иначе – не другим, более экономным и рациональным способом? По традиции или в силу религиозных соображений?

Когда ее просили объяснить, что она имеет в виду, Материня демонстрировала беспомощное неумение сделать это и извинялась за то, что не может сообразить, как лучше рассказать о таких пустяках, которые, вообще-то, куда легче смастерить самой и показать наглядно, чем говорить о них.

Под тщательным наблюдением Материню допустили к работе. Первый же сделанный ею приборчик произвел впечатление. Потом она сделала еще кое-что. И вскоре работала в лабораториях ежедневно, вызывая своей продукцией восторг черволицых. Работала Материня чрезвычайно продуктивно – от ее производительности зависела сохранность завоеванной ею привилегии.

Но каждый сделанный ею прибор содержал детали, нужные ей для себя.

– Материня прятала их в свой мешок, – объясняла Крошка. – Они ведь никогда толком не знали, что именно она делает. Она использовала пять деталей для работы, а шестая шла в мешок.

– Мешок?

– Ну да. Она и «мозг» там спрятала, когда мы с ней в прошлый раз угнали корабль. Разве ты не знал?

– Я не знал, что у нее есть мешок.

– К счастью, они тоже не знали. Они ведь тщательно следили за тем, чтобы она ничего с собой не вынесла из мастерской, а она и не выносила. На их глазах, во всяком случае.

– Слушай, Крошка, значит Материня – сумчатое?

– Что? А, ты имеешь в виду как опоссум? Не обязательно быть сумчатым, чтобы иметь мешок. Взять хотя бы белок – у них же есть защечные мешки.