Как будто подстрелили - с тихим стуком,

Звеня штыками, ружья отвалились

От этих цепенеющих фигур.

Затем раздались немощные крики,

Один упал, фуражка покатилась,

Другой, закрыв лицо руками,

Куда-то бросился, и в синеватой хвое

Ближайшей елки судорожно бился.

И вот, из глубины, нетвердою походкой,

Как бы окутанный еще неясным сном,

Прикрыв глаза, отвыкшие от света,

Слегка дрожащей белою ладонью,

Из мавзолея тихо вышел Ленин.

Салют угас. Толпа, как гроб, молчала.

Лишь снег белел, прожекторы светились,

Бесстрастным бледным светом заливая

Знакомую до ужаса фигуру.

Он что-то бормотал. И этот вялый шепот,

Нечеткий отсвет полупробужденья,

Сильнейший репродуктор разносил

По площади затихшей. 'Надя, Надя!..

Как в Горках нынче вечером темно…

Пусть Феликс окна распахнет. Так душно!

Гроза, наверно, будет… Как гардины

Тревожно бьются.., Видишь, видишь,

Зарница промелькнула. Я хочу

Сказать вам всем… Ты, Феликс, подойди.

Пусть Киров сядет там вот. A, Coco,

Ты отойди к дверям. Меня сейчас смущает

Твой взгляд восточный - нежно-плотоядный

И сочный, как кавказская черешня…

Так вот, друзья, от вас я ухожу,

Но знайте, что не навсегда… Понятно?

Не навсегда… Еще вернусь к вам, дети…

И вот завет мой - тело от гниенья

Мое избавьте, не кладите в землю,

Пускай лежу в фобу стеклянном и прозрачном,

Чтобы, когда проснусь, одним движеньем

Разбить покровы смерти… А, фоза…

Уже фемит! Пора мне… Я в стеклянном

Хочу лежать… и не касаться почвы…

Запомните… товарищи… прощайте…

Мы победили… Боже мой… какое

Сверкание… и жалость… я приду…

Приду еще…' В толпе раздались крики

И всхлипыванье женщин. Нарастало

Подспудное и фозное смятенье.

Вдруг все прорвалось! Дальше я уже

Не помню ничего. Как жив остался,

Я до сих пор не знаю. В этот вечер

На Красной площади немало полегло.

Очнулся я в больнице. Надо мною

Склонялось длинное лицо врача. 'Нормально!

Увечий нет. Слегка помяли ногу,

А в остальном - царапины! Мы скоро

Вас выпишем отсюда'. Я привстал

И сразу вздрогнул от сверлящей боли

В ноге. Я посмотрел туда

И замер. Предо мной моя нога лежала -

Отрезанная Марковым, она!

Потерянная, бедная… О чудо!

Она была опять, опять со мной.

Слегка лишь изувеченная в давке,

Но все-таки живая! Ощущал я

Ее как часть себя. Я чувствовал в ней радость

И теплоту несущейся по жилам

Быстротекущей крови. Даже боль

В ее измятых пальцах я встречал

Приветствиями буйного восторга!

Вернул! Он мне вернул ее!

Он обещал, он сделал. Словно счастье,

Как будто молодость он мне отдал обратно,

Он жизнь мне спас, он возвратил мне силы,

Средь холода и мрака мне помог!

Я снова жил, я всасывал ноздрями,

Я хохотал, я пел, дышал и плакал,

И чувствовал, как жабрами, биенье

Великой жизни.