Да, годы шли. И вот настал великий

Двухтысячный - о многостранный год!

Приблизился он мерною походкой

По лунным площадям Европы сонной,

Он космосом дышал, средневековьем,

Одновременно погребом и небом,

Текла в нем кровь эпох давно ушедших,

Закравшихся в глубинные ячейки,

В подземные насмешливые норы.

Он трогателен был, дрожал, но, молча,

Словно ребенок, словно сумасшедший,

За струны ржавые, играя, дергал больно.

Гудело все. Торжественный приход

Толпа знамени гулко возвещала.

Так перед великаном вьются тучи

Встревоженных, орущих, диких птиц,

Сорвавшихся с деревьев сокрушенных

И вмятых в землю буйными ступнями.

Так перед мертвецом, идущим садом,

В цветенье ночи медленно кружатся,

Фосфоресцируя, слепые мотыльки.

Так рыбки бледные эскортом терпеливым

Утопленника тело предваряют…

Да что уж там! Довольно много можно

Сравнений разных подобрать, но разве

Все это передаст тот трепет? Помню

Предновогодний праздничный парад

На Красной площади. Как низко, низко

Висел дрожащий свод ночных небес!

В то время было множество комет,

Какой уж там Галлей! Игрушки, бредни!

Комета Резерфорда приближалась

И яростною розовою точкой

Висела над Кремлем в сверканье жутком.

Кометы Горна, Бреххера, Савойли,

Марцковского, Ньютона, Парацельса,

Романиса, Парчова, Эдвингтона,

Суворова, Брентано, Филиппике,

Комета Рейгана, Комета Трех Огней,

Собачья Лапка (так одну назвали),

Метеорит Борнлая, Свист Зевеса,

'Зеленая Горгона', 'Змейка ночи',

Два 'падающих камня' Лор-Андвана,

'Летящая Изольда', 'Страх и трепет',

'Ядро Валгаллы', 'Вечный Агасфер',

'Рубин Кремля' (его впервые наши

Увидели и потому назвали),

Кимновича кометы, Олленштейна,

Гасокэ, Брейна, Штаттеля, Бергсона,

Манейраса, Кованды, Эдельвейса

И прочие. На небесах, как шрамы

От беспощадных яростных плетей,

Висели звездные хвосты, сплетаясь.

Сплетались и мерцали. А внизу

Гремела музыка военного оркестра,

Вздыхали трубы, золотом сверкали

Литавры громоносные, и мимо

В военном топоте текли полки солдат.

Толпа рукоплескала. Маршал дальний

В автомобиле белом объезжал

Ряды вооруженные. Вздымался

Приветствий гулкий ком над головами.

Потом рыбоподобные ракеты,

Сияя серебристыми боками,

На колесницах тяжких проплывали.

Последние ракеты! В этот год

Оружие везде уничтожалось.

На съезде в Копенгагене решили

Подвергнуть ликвидации жестокой

Опасные запасы механизмов,

Различных бомб, ракет, боеголовок,

Головок боевых, железных, юных -

Везде крушили их, а сколько

В них было кропотливого труда!

В них вложено старанья, пота, мысли!

Рабочие их руки мастерили,

И сделаны на славу. Хороши!

Приятно поглядеть. Гармония какая!

(Во всем, что связано с загадочною смертью,

Какая-то гармония мерцает.)

Последнюю огромную ракету

На площади оставили, чтоб люди

Могли собственноручно растерзать

Могучего врага их хрупкой жизни.

И хлынула толпа! Оркестр взыграл, ликуя.

В вакхическом экстазе захлестнуло

Людское море сумрачную рыбку.

Обшивку рвали, дико заблестели

Из глубины скоплений топоры,

От воплей ярости, от смеха ликованья

Весь воздух стал как битое стекло,

Удары потрясали мостовую.

Гигантские бумажные гвоздики

Пылали с треском. Сверху, с мавзолея,

Из-под руки на этот дикий праздник

Правители смотрели неподвижно.

И падал снег. Вдруг радостные вопли

Взорвались бешено - ракета поддалась,