шестой во Владике…

Заходит Сидельников.

Сидельников: — Ты че здесь?

Тренчик: — Денег не хватило. Рыжий с Якуниным вдвоем улетели. Ты где был?

Сидельников: — На губе.

Тренчик: — Во Владике?

Сидельников: — Нет, в Прохладном.

Тренчик: — Говорят, там полная жопа?

Сидельников кивает.

Сидельников: — Здесь было че-нибудь?

Тренчик: — Что?

Сидельников: — Ну, там… Патроны, следствие…

Тренчик: — Кому ты тут нужен со своими патронами. Знаешь, че твориться? Иди ствол возьми. Чехи город взяли, Басаев на Моздок идет. Двухсотых хренова тыща. Мы можем хоть сейчас уйти и никто не хватится. Нас могут зарезать или украсть в рабство, и никто даже не узнает об этом, понял?

Казарма. Тумбочка дневального. Вход перегорожен кроватью, на ней спит дежурный по роте. В руках зажат автомат. У окна — пулемет и ящик гранат.

В каптерке на куче бушлатов заперлись Сидельников с Тренчиком. У них автоматы, два гранатомета и гранаты. За окном с противным свистом взлетает осветительная ракета, оба машинально падают на пол. Затем встают, с униженными улыбками смотрят друг на друга.

За окном стреляют.

Взлетка, раненные, солдаты грузят трупы в «Урал». Пыль, жара. Летчики латают простреленную вертушку, шляются полуголые солдаты. Кадры Чечни.

За кадром: Сейчас август девяносто шестого. В Грозном творится сущий ад. Чехи вошли в город со всех сторон, и заняли его в течение нескольких часов. Идут сильнейшие бои, блокпосты вырезают в окружении. Смерть гуляет над знойным городом как хочет и никто не смеет сказать ей ни слова.

Трупы все везут и везут. Красивых серебристых пакетов больше нет. Тела привозят как попало, вповалку, разорванные, обоженные, вздувшиеся. Мы выгружаем, выгружаем, выгружаем…

В кадре: Обнаженные по пояс Сидельников, Зеликман и Тренчик выгружают из вертолета обгоревшие трупы и кладут их на взлетку. Переговоры типа: «Давай, бери. Аккуратней. Тяжелый» Сидельников с Тренчиком берут одного солдата, у него по пояс оторвана нога, выносят, кладут на бетон.

Сидельников: — Посмотри, ноги нету?

Тренчик лезет в вертолет: — Нет, нету. Не положили.

На взлетке рядком выложены тела, среди прочих — нижняя часть туловища тазовая кость и две обгоревшие ноги в кирзовых сапогах.

В ожидании очередной вертушки герои сидят на бетоне, не моя рук закуривают, приминая пальцем в «Приме» табак. Зюзик шкрябает кровь на ладони. Недалеко стоит вертушка, в неё загружается рота солдат. Наши герои курят, молча смотрят на них.

За кадром: Здесь все временное, на этом чертовом поле. Все, кто ходит по этой взлетке, все кто сейчас едет на эту взлетку, и даже те, кто только призывается сейчас в армию — все они окажутся в этом вертолете, наваленные друг на друга, мы знаем это. У них просто нет другого выхода. Они могут плакать, писать письма и просить забрать их отсюда. Их никто не заберет. Они могут недоедать, недосыпать, мучаться от вшей и от грязи, их будут избивать, ломать табуретками головы и насиловать в туалетах — какая разница, их страдания не имеют никакого значения, все равно они все умрут. Все они окажутся в этом вертолете. Остальное не важно.

Мы выгружаем, выгружаем, выгружаем… День за днем. Мы больше не разговариваем друг с другом и с людьми. Теперь наше общество составляют только трупы. Мертвые солдаты, мертвые женщины, мертвые дети… Все мертвые.

Двое других солдат с носилками подходят, кладут сгоревшие ноги в кирзачах на носилки и несут их в госпиталь.

В госпитале (это обычная палатка) стоят два металлических стола, на них — обнаженные тела, одно тело без ноги, со стола на траву капает густая черная кровь и скапливается лужей. На земле лежат еще несколько тел. В углу — куча из окровавленной формы. Двое солдат в фартуках режут ножом тело. Это те же самые солдаты, что в первой серии.

Все так же садятся вертушки.

Из палатки все также выносят вспоротые тела, и двое солдат все также выходят покурить.

В вертолете лежит девочка, чеченка. У неё пробита голова. Лицо абсолютно спокойно, кажется, что она спит. Осколок ударил в голову сбоку и пробил отверстие величиной с кулак. Мозг выдавило из головы словно поршнем. Крови почти нет, наверное потому, что мозг не лопнул — почти целое полушарие лежит рядом с головой в цинковом ящике из-под патронов, видны извилины. Сидельников садится на корточки рядом с убитой, долго смотрит на круглое сухое отверстие в голове, потом опускает туда два пальца.

Зюзик: — Ты чего?

Сидельников: — Ничего.

Зюзик: — Давай.

Сидельников: — Там мозг в цинке. Надо забрать.

Они берут девчонку, выносят её на взлетку.

Зюзик: — Легкая какая. Молодая совсем. Лет пятнадцать, наверное. Она-то в чем виновата, хотел бы я знать.

Зюзик повторяет:

— Такая молодая. В чем она виновата.

Палатка, где на столе препарируют тела. Парень без ноги так и лежит невскрытым. Около противоположной стены, напротив трупов, так же в ряд на земле спят наши герои, укрывшись кителями, которые почище.

За кадром: Моздок погружается в безумие все больше и больше, уже никто не следит за солдатами, дедовщина переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Молодые бегут из полка сотнями, не в силах сносить ночные издевательства, они уходят в степь босиком, прямо с постелей. Они не задерживаются в нашем полку надолго, из них даже не успевают сформировать маршевые роты и отправить на войну. В нашей роте осталось только три человека, остальные все сбежали. Сбежал даже лейтенант, призванный на два года после института.

Ночь, казарма. Пьяная разведка ходит по коридору, орет: «Связисты! Связисты!» В каптерке Тимоха стреляет в потолок, как это делал Еланский.

Плац, светятся подъезды казарм. Около одного подъезда группа дембелей избивает двух молодых. Двое бегут через плац, солдаты курят на крыльце. Стрельба, в небо взлетают трассера, проезжают две бэхи с солдатами на броне, останавливаются за казармами, где стоит сгоревшая техника, солдаты спрыгивают, идут через плац.

Тренчик, Сидельников и Зеликман со спущенными штанами кружком сидят в степи. Стонут.

Тренчик: — Надо в санчасть.

Сидельников: — Я был.

Тренчик: — Ну и что?

Сидельников: — Ничего. Зеленки дали.

Тренчик: — Вот суки.

Он опять стонет.

Сидельников: — Тимоха говорил, что здесь каждое лето так. Как жара, так дизуха начинается. Таблетки надо, желтые такие, забыл, как называется.

Зюзик: — Это потому что они котелки ни хрена не моют. Айда к нам в госпиталь. Там знаешь как здорово. И разведки нету, не бьет никто.

Тренчик: — Теперь воду с хлоркой будут давать.