У холодных зимних бурь были для разгона все равнины Сто. Поэтому до Анк-Морпорка эти бури долетали уже на полной скорости, полные злобных замыслов.

На сей раз, эти замыслы воплотились в виде града. Куски льда, величиной с кулак, колотили по плитам мостовой. Они заваливали сточные канавы и заполняли улицы шрапнелью летящих осколков.

Они забарабанили по крыше склада на Блестящей улице. Разбились одно или два окна.

Вильям нервно расхаживал туда-сюда, громко выкрикивал слова, перекрывая шум бури, и время от времени листал свой блокнот. Появился Отто и вручил гномам пару иконографических пластинок. Команда прохромала в редакцию, готовая приступить к продажам свежего номера, как только он будет готов.

Вильям закончил диктовать. Последние буквы со щелчком встали на свои места.

– Ну что ж, давайте посмотрим, что получилось, – сказал Вильям.

Доброгор намазал шрифт краской, положил лист бумаги прямо на рамку и прокатал обратную сторону валиком. Потом молча вручил лист Сахариссе.

– Ты уверен во всем этом, Вильям? – спросила она.

– Да.

– Ну, я хочу сказать, тут некоторые детали… ты уверен, что все это правда?

– Я уверен, что все это журналистика.

– И что это значит?

– Что в данный момент история кажется мне в целом правдоподобной.

– Но знаешь ли ты имена заговорщиков?

Вильям задумался. Потом сказал:

– Мистер Доброгор, ты ведь можешь вставить еще один абзац в любое место статьи?

– Не проблема.

– Хорошо. Тогда так: «У „Таймс“ есть информация, что убийцы были наняты группой влиятельных граждан города, возглавляемых»… «У „Таймс“ есть основания полагать»… – Он глубоко вздохнул. – Так, начнем снова: «Заговорщики, по данным „Таймс“, подчинялись»… – Вильям покачал головой. – «Улики указывают на»… ух… «Доказательства, известные „Таймс“, указывают»… «Все обстоятельства, о которых догадывается „Таймс“, указывают на, указывают на»…

Его голос затих.

– Что, длинный будет абзац? – спросил Доброгор.

Вильям в отчаянии уставился на еще влажную распечатку.

– Нет, – сокрушенно ответил он, – думаю, лучше оставить все как есть. Отправляй номер в печать. Добавь только строчку о том, что «Таймс» охотно ответит на вопросы Стражи.

– Это еще почему? Мы же ни в чем не виноваты, правда? – спросил Доброгор.

– Просто сделай как я прошу, пожалуйста, – Вильям скатал пробную распечатку в шарик, швырнул ее на рабочий стол и побрел прочь.

Через несколько минут Сахарисса разыскала его. В типографии было множество укромных местечек и уголков, которыми пользовались в основном те, чьи обязанности требовали время от времени втихую устраивать перекур. Вильям сидел на куче бумаги и смотрел в никуда застывшим взглядом.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – спросила она.

– Нет.

– Ты знаешь, кто эти заговорщики?

– Нет.

– Тогда может быть точнее будет сказать, что ты подозреваешь, будто знаешь, кто эти заговорщики?

Он сердито посмотрел на нее.

– Ты что, решила испытать на мне свое искусство журналиста?

– Предполагается, что я должна его испытывать на всех вокруг, кроме тебя, да? – сказала она, присаживаясь рядом.

Вильям рассеянно нажал кнопку на Диз-Органайзере.

– Вжжиииквжжиииквжжжиик правда пока башмаки надевает…

– Ты ведь всегда не ладил с отцом, ве… – начала Сахарисса.

– А что мне, по-твоему, делать? – перебил ее Вильям. – Это его любимая поговорка. Он говорит, она доказывает, как легковерны люди. Те люди пользовались нашим домом. Он влип во все это по самые уши!

– Да, но может он просто сделал одолжение кому-то из знакомых…

– Если мой отец занимается чем-то, он обязательно становится лидером, – ровным голосом объяснил Вильям. – Если ты этого не знаешь, ты не знаешь семью де Словье. Де Словье никогда не играет в команде, в которой не способен стать капитаном.

– Но это было бы глупо – позволить заговорщикам использовать твой собственный дом…

– Нет, не глупо, всего лишь очень-очень самонадеянно, – возразил Вильям. – У нас всегда были привилегии, понимаешь ли. «Привилегия» означает «собственный частный закон». Вот это самое, в точности. Он просто не верит, что к нему применимы обычные законы. Он просто не верит, что кто-то посмеет тронуть его, а если даже посмеет, то он просто будет ругаться, пока они не отстанут. Это традиция де Словье, и уж в этом мы преуспели. Орать на людей, все делать по-своему, игнорировать правила. Это путь де Словье. Был, пока я не родился, ясное дело.