хватит на то, чтобы одеть и всех вас, и на канат.
За эти пятнадцать лет Ева изменилась только в лучшую сторону. Она стала такой же смуглой, как и Ник, длинные, черные волосы были заплетены в косу. Рождение десяти детей сказалось на ее фигуре, она потеряла девичью хрупкость и груди стали гораздо больше. Тут к ним подошел Первый, рослый, широкоплечий парень, на полголовы выше отца, с красивыми, тонкими чертами лица. Выглядел он всегда серьезный. Это серьезность исходила от осознания того, что именно он - первый! Как и все мальчишки он унаследовал отцовские черты лица, но глаза у него и у Пятого были материнские, темно-карие. У девчонок все было наоборот. Они все лицом и фигурой пошли в мать, но Первая и Четвертая унаследовали голубые глаза отца.
- Пам, - так Первый обращался к ним когда родители были вместе, - скоро зайдет солнце, надо торопиться.
- Да, Первый, ты, как всегда, прав. Зови остальных.
После длительных понуканий дети нехотя начали выходить на берег. Они были такие разные, но никто на земле не дал бы им своего возраста. И двенадцатилетняя Вторая, и восьмилетний Четвертый казались рослыми взрослыми людьми. Только полуторагодовалый Шестой на их фоне казался подростком, но и он уже был по плечо Нику. Исключение составлял Второй, ниже отца, худощавый.
Все дело было в чудесном грудном молоке черной обезьяны. Ник в шутку назвал ее еще дрейфус, уж очень она походила лицом на его первого и единственного командира. После того, как дрейфус отдала Первого Еве, оказалось, что после всего пережитого у той пропало молоко. Первый начал капризничать, хныкать, а Черная так жалобно поскуливала, и просяще смотрела на землян, что Ева сама протянула ей ребенка. Вскоре они начали замечать, что их сын растет непропорционально быстро своему возрасту. Через две недели он начал ходить, через два месяца ростом был с трехлетнего, а через год смотрелся на все десять. Еще через год у них родилась Первая, затем Второй. И тут произошло несчастье. Их черную кормилицу укусила громадная, трехметровая змея, мамба, самая большая и самая ядовитая в этих местах. Обычно с ними справлялись клоуны, но в этот раз они оба увязались за Ником, отправившимся к морю, за ракушками морского гребешка. Ева возилась с красными плодами, очищая их от жесткой кожи, когда сзади раздался ужасный крик. Обернувшись, Ева увидела, как дрейфус схватила руками мамбу, уже изготовившемуся к прыжку на спящего Второго. Та, конечно же, укусила их добровольную няньку, и после долгих, трехсуточных мучений она умерла, оплакиваемая всеми землянами. Эта смерть сказалась сразу на двух их детях. Второй не получил должного питания и рос почти нормальным человеком, может чуть-чуть опережающим детей своего возраста. Но Ева к этому времени была уже снова беременна, и то, что Третий остался вечным младенцем, она относила именно к этому потрясению. В свои двенадцать лет он смотрелся месяца на три, мирно лежал в гамаке все из той же морской травы, и блаженно разглядывал пробегающие в вышине облака.
К его рождению у них снова была гигантская черная кормилица. Она пришла из джунглей сама, такая же заботливая и нежная, как и ее предшественница. На всю жизнь Холт запомнил тот день, после него он стал по другому воспринимать жену. Они возились около пещеры, Ник чистил красные плоды, а Ева училась плести из травы простейшие циновки. Она вдруг замерла, подняла голову, и уставилась на зеленое полотно ближайшей завесы.
- Ты что? - спросил Ник. Жена не ответила, потом встала, и сделала два шага вперед. Потом она приглашающе махнула рукой, занавес разорвался, и они увидели свою новую кормилицу. Минуты две женщины смотрели друг на друга, потом дрейфус подошла поближе и села на землю, а Ева принесла ей маленького Второго, которого кормилица сразу же приткнула к своему соску. Во всем этом Холт ни черта не понял, но зауважал жену еще больше, чем прежде. Самое странное, что Ник так и не понял, откуда приходили черные обезьяны, почему они так любили земных детей, и почему оставались с ними насовсем, забыв про своих сородичей. Он подозревал, что у дрейфусов какие-то проблемы с воспроизводством себе подобных, и всю нерастраченную нежность самки черных переносили на земных детей. Но это была просто гипотеза. За все эти годы Холт всего раз десять видел в джунглях какие-то бесшумные черные тени, и только догадывался, что это и есть сородичи дрейфус.
После прихода новой кормилицы Второй начал заметно расти, но догнать в развитии своих братьев так и не смог, был на голову ниже всех, и при своей худощавости на их фоне смотрелся подростком.
С берега семейство возвращалось не с пустыми руками. Первый и Второй тащили большую корзину с рыбой, все остальные несли громадные тюки с морской травой, причем Пятый нес примерно столько же, сколько несли все остальные, и это ему очень даже нравилось. Морская трава росла на мелководье, и настолько крепко цеплялась к камням своими корнями, что отодрать его людям было не под силу, выручали только ураганы. Ева сушила траву на солнце, а потом вязала грубую, но прочную ткань.
За эти годы Ник так и не нашел места для стоянки лучше, чем эта пещера их первой кормилицы. Недалеко было море, а джунгли давали обильную жатву пищи, и защищали от ежемесячного хайта. Сама стоянка давно переместилась из пещеры под большой навес из толстых бамбуковых стволов. Очередной ураган срывал с навеса крышу из пальмовых веток, но восстановить его было делом пары часов. Спало семейство в плетеных гамаках, в условиях вечного лета не было особой нужды заботиться о стенах и одеялах. Лишь в сильные грозы семейство перебиралось в пещеру, опасаясь многочисленных и сильнейших молний. Кроме того Ник в ней соорудил очаг. Где-то наверху пещеру была расщелина, по которой наверх уходил дым.
Вернувшись на стоянку семейство начало готовилось к ужину. Как и все эти годы их стол был целиком вегетарианским. В этих джунглях было столько самых разных вкусных и сытных фруктов, что они не надоедали новым жителям планеты. Кроме красных плодов, тех, что они попробовали первыми, на столе были еще и розовые, белые, желтые, и один синий. Это и было их самое последнее приобретение. Эти плоды с год назад где-то нашла Третья. Только она знала, где они растут. Поглядев на новый фрукт Ева тогда спросила свою самую непослушную девчонку: - Ты уверена что это можно есть?
- Я уже съела одну эту штуку, мне понравилось, - безмятежно ответила девчонка, а затем, в ответ на осуждающие взгляды родных высказала самый весомый аргумент. - Их едят болтуны.
Болтунами Ник прозвал небольших, с ладошку, обезьянок, в изобилии снующих по этим джунглям. Именно по тому, что ели эти шустрые хвостатые существа Холты определяли, что съедобно, что нет на этой планете. Фрукт всем Холтам понравился, нежно кисловатый, с пряным ароматом. Странности начались потом. В ту ночь ни Ник, ни кто из его семьи так и не смог уснуть. Им просто этого не хотелось. Холт чувствовал необыкновенный прилив сил, чтобы хоть чем-то заняться он начал рассказывать о человечестве, о правилах Муравейника, о том, как в большом космосе живут и воспитываются дети, и о том, как они с Евой попали на эту планету. Он говорил об этом и раньше, но скупо и обрывочно, а в ту ночь рассказал все, что помнил.
- Первое правило муравейника гласит: 'Человечество - это один общий организм'. Второе: 'Человечество должно выжить любой ценой'. Третье: 'Человечество должно рассчитывать прежде всего только на себя'. Четвертое: 'Самая большая ценность - человеческая жизнь'. Пятое: 'Две человеческих жизни ценней чем одна'. Шестое: 'Человечество должно обрести как можно больше союзников'. Седьмое...
- Что-то с этими синими не то, - сказал он жене уже под утро. - Я совсем не хочу спать.
- Я тоже. Да и посмотри на детей! Они бодры как после ночи сна.
После этого решили, что не стоит много употреблять синих плодов. Ник чаще всего делил один на двенадцать частей, благо плод как раз хорошо разламывался на дольки. Все восприняли это спокойно, только Пятому они понравились до умопомрачения, и он шел на все, чтобы заполучить его: канючил у других детей, мог своровать у матери целый плод и, убежав в джунгли, втихаря съесть. Хорошо еще, что синие были очень редки, и не росли в окрестностях лагеря. Только Третья знала, где они растут, но она, как назло, очень любила самого младшенького на то время брата, и потихоньку приносила ему и скармливала сразу по нескольку штук. Они хватились, когда Пятый начал резко прибавлять в весе и росте. На остальных детях это не сказывалось, скорее всего гормон роста работал только на детях до определенного возраста. Тогда Ник решил допросить Третью.
- Эти, синие, они растут в одном месте?
- Да, - подтвердила та, почесывая нещадно искусанные руки. Комаров в местах поселения Холтов не было, только Третья добиралась в такие дали, где водились и москиты.