Под приветственные крики Панов и Булатов спускают и поднимают флаг, обнимаются. Старики бьют друг друга по плечам, жмут руки, целуются. Хорошая минута! Даже завидно.

- Будем делать дубль, - сухо говорит Генералов. - Еще больше оживления!

- Ладно, давай еще разок обнимемся, - предлагает покладистый Булатов, и начальники обхватывают друг друга медвежьей хваткой.

Скорчившись на снегу. Генералов обстреливает церемонию пулеметными очередями. Новички завистливо смотрят со стороны. Им еще до такой церемонии дрейфовать целый год...

А вечером снимали пургу, которая внезапно, как бандитская шайка, налетела на станцию. Пробираясь чуть ли не ползком, проваливаясь по пояс в снег, ребята снимали уникальные кадры: пургу на льдине. Капризную камеру с ног до головы обмотали байкой, .своими телами защищали ее от пронизывающего ветра, каждые пять минут убегали греться в домик и все-таки запрятали пургу в кассету с отснятой пленкой. Вот так. За месяц они добрых пятьдесят раз погрузят и выгрузят свои полтонны, похудеют, оборвутся, устанут как черти, а прилетят домой - окажется, что этот кадр не получился, тот- не монтируется, а здесь пленка треснула... Будет морщиться режиссер, капризничать монтажер, а бухгалтер, покачав многодумной головой, проворчит: 'Столькокомандировочных- и всего одна минута на экране?'

Но вы-то теперь все знаете, разъясните ему, что такое одна минута на экране.

ПРЕЛЕСТЬ ВСЯКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ - В ВОЗВРАЩЕНИИ

Так сказал Фритьоф Нансен, а уж он-то понимал толк в этих делах. Разумеется, Нансен не хотел сказать, что на первом километре пути следует мечтать о возвращении домой - с таким настроением в путешествие лучше не отправляться. А хотел он сказать то, что сказал, и комментировать это так же не хочется, как стихи Есенина, морской прибой и закат солнца- как все то, что нужно чувствовать, а не объяснять.

Я смотрел на ребят, которые собрались в кают-компании, и думал о том, как им сейчас хорошо. За их плечами- тысяча километров дрейфа, сотни выпущенных в стратосферу зондов, многие тома научных наблюдений глубин и течений, анализов морской воды. Эти тринадцать ребят своим дрейфом обогатили наши представления об Арктике. Они прошли сквозь многие опасности, они хорошо поработали, их совесть чиста.

За столами смешались обе смены - старая и новая. Мы сидим, прижавшись друг к другу - кают-компания не рассчитана на такое нашествие. На столах шеренги бутылок и горы бутербродов. Николай Иванович произносит первый тост.

- Товарищи, мы собрались...

- Одну минутку,- вежливоостанавливает его Генералов.- Нужно включить лампу. Где здесь розетка?

Над столом проносится стон. Генералов жестом всех успокаивает и последний раз осматривает свой съемочный павильон. Ящики с луком и апельсинами, мешки с картошкой шикарно задрапированы простынями, на стенекарта дрейфа, дружеские шаржи. Кажется, все в порядке.

..._ Товарищи!- вновь начинает Тябин.- Мы собрались...

- Секундочку,- ласково прерывает Генералов.- Я заберусь в угол.

Тябин терпеливо ждет. Мы переминаемся с ноги на ногу, одеревенело держа в руках наполненные кружки Генералов протискивается в угол, устанавливает аппарат на плечи Туюрова и делает Тябину знак.

- Товарищи,- неуверенно начинает Тябин, косясь на Генералова,- мы собрались...

Генералов великодушно кивает, раздается стрекот.

- ...проводитьветеранов,- облегченновздохнув, продолжает Тябин.Каждый километр дрейфа взят ими с бою...

Тябин говорит хорошо, приподнято- под настроение. Двухминутная речьполярники не любят словоизлияний - кончается тостом, все пьют и закусывают. Сразу становится веселее. У голодных киношников текут слюнки.

- Выпейте, ребята! - сердобольный Володя Ага- ' фонов протягивает Генералову кружку.

- Убери! - страшным голосом говорит Генералов, продолжая снимать.Мне не нужен коньяк крупным планом! Ешьте, смейтесь!

Мы пьем, едим и смеемся. Нам хорошо. Коньяк и бутерброды заметно убывают. Голодные киношники мечутся по кают-компании. Генералов залез уже на мешки с картошкой, а Куляко со своей лампой повис под потолком.

- Васильев! - кричит Генералов. - Вспоминай что-нибудь драматическое о дрейфе, рассказывай Гвоздкову! Снимаю!

Анатолий давится бутербродом и принимает позу роденовского мыслителя.

- Помнишь, - говорит он Володе Гвоздкову, - как в бане вода кончилась и мы нагишом за снегом выскакивали?

- Помню, - трагическим голосом отвечает Володя. - Ты еще тогда себе чуть не отморозил это... как это...

Драмы у Генералова не получилось, но его устраивает и комедия. Съемка закончена, и киношники набрасываются на еду.

- Объявляю порядок вылета на материк, - возвещает Панов, вставая со списком в руке. Полная тишина, вопрос злободневный. - В первой группе летят пять человек: Архипов, Цветков, Николаев, Клягин, Лукачев. Во второй...

За три дня должны улететь все старики. Взрыв аплодисментов, тост следует за тостом: за тех, кто остается на льдине, за возвращение, за Степана Ивановича... Выпита уже изрядная доля отпущенного щедрым Булатовым коньяка. И начинается вторая половина вечера, прошедшая под девизом: 'А помнишь?'

- Он присел, за торосами делает свое дело, а я к нему тихонько подхожу, кладу руки на плечи и как рявкну над ухом! Припустился- как заяц, тройными

-прыжками!

- Напугал, дурья башка, - смущенно оправдывается жертва,- думал, медведь.

- А у нас был такой случай, - вспоминает Тябин.- В 1948 году я находился в составе экспедиции на ледоколе 'Литке'. Подошли мы к острову Ушакова. Астрономом у нас был С., очень добросовестный и знающий полярник, над которым ребята постоянно подшучивали. Дождаться высадки на берег всей экспедиции терпения у него не хватило, и, взяв теодолит, С. отправился на берег производить наблюдения. Уставился в свою оптику, работает, и вдруг кто-то толкает его в спину. С. крикнул шутнику: 'Отстань', - отмахнулся рукой и продолжает смотреть в теодолит. Потом замер: вспомнил, что, когда отмахивался, рука его скользнула по чему-то подозрительно пушистому. Осторожно-осторожно обернулся - батюшки, медведь! Огромный зверюга смотрит на него, как бы раздумывая, с какой стороны начать кушать. С. отличался у нас солидностью, мужчина был грузный, уверенный в себе. Такого стрекача задал, будто вместо унтов на нем были сапоги-скороходы! Медведь сначала припустился за своей законной добычей, но мы стали с борта стрелять, и он убежал, чтобы отыграться на теодолите...

- А на мысе Челюскин,- медвежья тема продолжается,- росли на полярной станции два медвежонка, Мишка и Машка. Здесь их разбаловали до невозможности, кормили сгущенкой, играли в прятки - медвежата души в людях не чаяли. И вот как-то после долгого перерыва вернувшиеся полярники недалеко от станции видят прогуливающихся Мишку и Машку, уже больших, гладких. Конечно, бросились к своим любимцам, но - прошло время, что поделаешь медведи дали себя погладить, а играть не пожелали, ушли. Несколько обиженные, ребята пришли на станцию и... надолго застыли с раскрытыми ртами: в большой клетке сидели повзрослевшие Мишка и Машка. Еще долго потом рассказывали на мысе Челюскин, как два чудака хотели играть в прятки и обнимались с дикими медведями!

- Я тоже мог заикой стать,- рассказывает Васильев.- Когда Жулька ощенилась, я поселил ее в палатке с аварийным оборудованием, прямо в клиперботе. Ночь, ни зги не видно. Захожу в палатку и зову: 'Жуля, Жуля!' И вдруг: 'Жуля слушает вас! Гав-гав!'

Я чуть не обомлел. Нащупал фонарик, включил- стоит Степан Иваныч и заливается, довольный собой. Жульке котлету принес...

Фамилию парня, случай с которым чрезвычайно развеселил всю станцию, я обязался не называть. Туалет на льдине представляет собой деревянную будочку обычного типа, установленную на четырех