А.С. Пушкин

Полное собрание сочинений с критикой

СТИХОТВОРЕНИЯ 1822

БАРАТЫНСКОМУ. ИЗ БЕССАРАБИИ.

Сия пустынная страна Священна для души поэта: Она Державиным воспета И славой русскою полна. Еще доныне тень Назона Дунайских ищет берегов; Она летит на сладкий зов Питомцев Муз и Аполлона, И с нею часто при луне Брожу вдоль берега крутого: Но, друг, обнять милее мне В тебе Овидия живого.

* * *

Чугун кагульский, ты священ Для русского, для друга славы Ты средь торжественных знамен Упал горящий и кровавый, Героев севера губя

БАРАТЫНСКОМУ.

Я жду обещанной тетради: Что ж медлишь, милый трубадур! Пришли ее мне, Феба ради, И награди тебя Амур.

<НА А. А. ДАВЫДОВУ.>

Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги - понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон - умом ее стращая, Дамис - за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая. За что твой муж тебя имел?

<НА ЛАНОВА.>

Бранись, ворчи, болван болванов, Ты не дождешься, друг мой Ланов, Пощечин от руки моей. Твоя торжественная рожа На бабье гузно так похожа, Что только просит киселей.

* * *

У Кларисы денег мало, Ты богат - иди к венцу: И богатство ей пристало, И рога тебе к лицу.

ДРУЗЬЯМ.

Вчера был день разлуки шумной, Вчера был Вакха буйный пир, При кликах юности безумной, При громе чаш, при звуке лир.

Так! Музы вас благословили, Венками свыше осеня, Когда вы, други, отличили Почетной чашею меня.

Честолюбивой позолотой Не ослепляя наших глаз, Она не суетной работой, Не резьбою пленяла нас;

Но тем одним лишь отличалась, Что, жажду скифскую поя, Бутылка полная вливалась В ее широкие края.

Я пил - и думою сердечной Во дни минувшие летал И горе жизни скоротечной, И сны любви воспоминал;

Меня смешила их измена: И скорбь исчезла предо мной Как исчезает в чашах пена Под зашипевшею струей.

ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ.

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хозарам, Их селы и нивы за буйный набег

Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса на встречу ему

Идет вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному,

Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век. И к мудрому старцу подъехал Олег.

'Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею? Открой мне всю правду, не бойся меня: В награду любого возьмешь ты коня'.

'Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен: Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе.

Запомни же ныне ты слово мое:

Воителю слава - отрада; Победой прославлено имя твое;

Твой щит на вратах Цареграда: И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал

В часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал

Щадят победителя годы... Под грозной броней ты не ведаешь ран; Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов:

Он, чуя господскую волю, То смирный стоит под стрелами врагов,

То мчится по бранному полю. И холод и сеча ему ничего... Но примешь ты смерть от коня своего'.

Олег усмехнулся - однако чело

И взор омрачилися думой. В молчаньи, рукой опершись на седло,

С коня он слезает, угрюмый; И верного друга прощальной рукой И гладит и треплет по шее крутой.

'Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,

Расстаться настало нам время; Теперь отдыхай! уж не ступит нога

В твое позлащенное стремя. Прощай, утешайся - да помни меня. Вы, отроки-други, возьмите коня,

Покройте попоной, мохнатым ковром,

В мой луг под устцы отведите; Купайте: кормите отборным зерном:

Водой ключевою поите'. И отроки тотчас с конем отошли, А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег

При звоне веселом стакана. И кудри их белы, как утренний снег

Над славной главою кургана... Они поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они...

'А где мой товарищ? - промолвил Олег:

Скажите, где конь мой ретивый? Здоров ли? вс° так же ль легок его бег?

Вс° тот же ль он бурный, игривый?' И внемлет ответу: на холме крутом Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник

И думает: 'Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик!

Презреть бы твое предсказанье! Мой конь и до ныне носил бы меня'. И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,

С ним Игорь и старые гости, И видят - на холме, у брега Днепра,

Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил

И молвил: 'Спи, друг одинокой! Твой старый хозяин тебя пережил:

На тризне, уже недалекой, Не ты под секирой ковыль обагришь И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!

Мне смертию кость угрожала!' Из мертвой главы гробовая змия

Шипя между тем выползала; Как черная лента, вкруг ног обвилась, И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запенясь, шипят

На тризне плачевной Олега; Князь Игорь и Ольга на холме сидят;

Дружина пирует у брега: Бойцы поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они.

* * *

Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева наместник, Законов провозвестник, Смиренный Иоанн, За то, что ясской пан, Известный нам болван Мазуркою, чалмою, Несносной бородою И трус и грубиан Побит немножко мною, И что бояр пугнул Я новою тревогой, [К моей канурке] строгой Приставил караул. < >* Невинной суеты , А именно - мараю Небрежные черты, Пишу каррикатуры, Знакомых столько лиц, Восточные фигуры <......> кукониц И их мужей рогатых, Обритых и брадатых!

* Здесь не хватает четырех - пяти стихов.

ЦАРЬ НИКИТА И СОРОК ЕГО ДОЧЕРЕЙ.

Царь Никита жил когда-то Праздно, весело, богато, Не творил добра, ни зла, И земля его цвела. Царь трудился по немногу, Кушал, пил, молился богу И от разных матерей Прижил сорок дочерей, Сорок девушек прелестных, Сорок ангелов небесных, Милых сердцем и душой. Что за ножка - боже мой, А головка, темный волос, Чудо - глазки, чудо - голос, Ум - с ума свести бы мог. Словом, с головы до ног Душу, сердце вс° пленяло. Одного не доставало. Да чего же одного? Так, безделки, ничего. Ничего иль очень мало, Вс° равно - не доставало. Как бы это изъяснить, Чтоб совсем не рассердить Богомольной важной дуры, Слишком чопорной цензуры? Как быть?... Помоги мне, бог! У царевен между ног... Нет, уж это слишком ясно И для скромности опасно, Так иначе как-нибудь: Я люблю в Венере грудь, Губки, ножку особливо, Но любовное огниво, Цель желанья моего... Что такое?.. Ничего!.. Ничего, иль очень мало... И того-то не бывало У царевен молодых, Шаловливых и живых. Их чудесное рожденье Привело в недоуменье Все придворные сердца. Грустно было для отца И для матерей печальных... А от бабок повивальных Как узнал о том народ Всякий тут разинул рот, Ахал, охал, дивовался, А иной, хоть и смеялся, Да тихонько, чтобы в путь До Нерчинска не махнуть. Царь созвал своих придворных, Нянек, мамушек покорных Им держал такой приказ: 'Если кто-нибудь из вас Дочерей греху научит, Или мыслить их приучит, Или только намекнет, Что у них недостает, Иль двусмысленное скажет, Или кукиш им покажет, То - шутить я не привык Бабам вырежу язык, А мужчинам нечто хуже, Что порой бывает туже'. Царь был строг, но справедлив, А приказ красноречив; Всяк со страхом поклонился, Остеречься всяк решился, Ухо всяк держал востро И хранил свое добро. Жены бедные боялись, Чтоб мужья не проболтались; Втайне думали мужья: 'Провинись, жена моя!' (Видно, сердцем были гневны). Подросли мои царевны. Жаль их стало. Царь - в совет; Изложил там свой предмет: Так и так - довольно ясно, Тихо, шопотом, негласно, Осторожнее от