— Да, но это не имеет смысла, Джесси! Тебе следует начинать от одного края и идти к другому.

Джесси взглянул на один конец поля, потом на другой. Брови его сосредоточенно сошлись над переносицей.

— Это неправильно, — сказал он.

— Да нет же, как раз наоборот! — улыбаясь, возразил Ро. — В этом есть здравый смысл. А начинать в середине вообще не имеет никакого смысла.

Джесси нервно закусил губу и еще раз обвел взглядом поле.

— Мы должны начинать именно здесь, Ро. Я знаю, что надо делать именно так. — Ро вздохнул и покачал головой.

— Ну Джесси, ты же только что сам говорил, что я умнее местных жителей! И я сказал тебе, что умный человек может облегчить свой труд. Ты ведь веришь этому? — Джесси серьезно кивнул.

— Тогда ты должен поверить мне, когда я говорю, что надо начинать с начала, а не с середины. — К ужасу Ро, ярко-голубые глаза Джесси наполнились слезами.

— Мы должны начинать здесь! — настаивал он. — Именно отсюда папа учил меня начинать, и я это знаю!

Не на шутку обеспокоенный таким взрывом эмоций, Ро дотронулся до его плеча в нерешительной попытке утешить.

— Все хорошо, Джесси! Не плачь! — сказал он.

— Я не плачу… — сквозь слезы произнес парень. — Я уже достаточно взрослый, чтобы плакать.

Ро кивнул, подавая Джесси свой носовой платок.

— Забудь, что я завел об этом речь, — продолжал он. — Мы сможем начать пахать и отсюда.

— Нет, нет, — хлюпая носом, ответил Джесси. — Ты гораздо умнее меня, и если ты думаешь, что следует поступать по-другому, то давай так и сделаем…

— Это неважно. Джесси, — сказал Ро. — Я не хочу расстраивать тебя.

Джесси вздохнул и обвел взглядом поле. Ро видел, как он борется со своими сомнениями, стараясь привести мысли в порядок.

— Мне надо много времени, чтобы выучить что-нибудь, — наконец, сказал он. — Уж если я что-то запоминаю, то твердо придерживаюсь того, что выучил. Мне очень страшно пытаться потом переучиваться заново.

Ро кивнул.

— Но неужели тебе не знакомо чувство радости, когда узнаешь что-то новое?

Джесси немного неуверенно кивнул. Он еще раз мрачно взглянул на поле, потом с трудом изобразил некое подобие улыбки.

— Где ты хочешь начинать, дружище? — в конце концов, спросил он.

Следуя указаниям Ро, Джесси направил мула в дальний левый угол поля и приготовился воткнуть в землю плуг.

— Тебе лучше изменить направление и пойти вот так, — сказал Ро.

— А?

— Развернись в другую сторону. Будет намного легче пахать вверх и вниз, чем поперек склона.

Джесси выглядел смущенным и немного испуганным.

— Мы всегда пашем поперек, — возразил он. — Все фермеры в горах пашут поперек. Ро развеял его сомнения.

— То, что все в этих горах поступают именно так, вовсе не означает, что это правильно. Пахать поперек на склонах намного труднее. Приходится весь день ходить за плугом, сгорбившись.

Джесси кивнул.

— Вот потому мы и называем пахоту трудной работой.

— А если ты будешь пахать вверх и вниз по холму, ты можешь выпрямляться через борозду — пахать борозды, идущие вниз, будет намного легче благодаря силе тяжести.

— Чьей силе?..

— Это сила, которая… ну, в общем, она облегчает движение с горы по сравнению с теми усилиями, которые ты затрачиваешь, поднимаясь в гору.

Кивнув, как будто он понял, Джесси тревожно уставился на поле.

— Ты уверен, что это — самый лучший способ?

— Абсолютно.

Уверенность друга постепенно передалась и Джесси. Он успокоился и направил мула к вершине горы.

Мегги перекидывала обмотанный нитками челнок с одной стороны на другую через множество хлопчатобумажных и льняных нитей, образующих плотный ряд. Она с силой нажала на педаль, поднимая нити основы. Отведя челнок назад, нажала на другую педаль, которая поднимала второй ряд нитей, лежавший внизу. После еще одного броска челнока она резким движением потянула на себя деревянную рейку. С помощью этих отработанных, доведенных до автоматизма движений Мегги Бест создавала ткань, одежду из которой носила она сама, ее отец и ее брат. А сейчас и Ро Фарли. Она работала с той легкостью, которая возникает, когда делаешь хорошо знакомое дело, но мысли ее были далеко и от станка, и от нитей.

Мегги тихонько напевала, в то время как воображение уносило ее в танцевальный зал, где она кружилась и таяла в объятиях прекрасного принца. Конечно, там, в мечтах, она тоже была прекрасна. Ее темно-белокурые волосы, словно повинуясь неведомой волшебной силе, стали цвета самой бледной кукурузы, а прическа… Корона из кос, связанных голубыми лентами! Платье тоже было голубым. Не того грязно-голубого цвета, который она получала, вымачивая домотканую материю в настое верхушек кедровых ветвей и лепестков диких цветов, а настоящего, прочно и ровно пропитанного краской, как рулоны материи в магазине Филлипсов. Нежный, блестящий голубой цвет, который никогда не полиняет до серого, даже если стирать его несметное число раз. Широкая юбка платья спускалась до самого пола, и целые ярды материи колоколом стояли вокруг Мегги. Крошечные стежки в швах и на отделке были сделаны нитью из чистого золота, а кокетку украшала такая густая вышивка, что казалось, будто это дюжина золотых ожерелий. На ногах у нее были туфельки, подобных которым она никогда не видела. На первый взгляд они казались сшитыми из оленьей кожи бальными «лодочками», но при более внимательном рассмотрении можно было заметить, что они сделаны из настоящего хрусталя, и такие легкие и удобные, что их совсем не чувствуешь на ногах.

Мегги томно вздохнула, продолжая передвигать челнок и нажимать на педали. Нитка на уточной шпуле почти кончилась, и она повернулась к огромной плетеной корзине, чтобы взять другую.

Снова и снова прекрасный принц кружил ее по залу. Когда, подчиняясь ритму музыки, их объятия на миг становились теснее, он нежно шептал ей на ухо разные комплименты.

— Ты прекрасна, моя дорогая Мегги, — говорил он. Голос у него был низким и грубоватым, а речь… О, это была речь образованного и культурного человека! — Моя одинокая жизнь тянулась сплошным длинным, дождливым днем, пока ты, словно солнце, не осветила ее…

Мегги еще раз вздохнула и вгляделась в прекрасный далекий образ милого принца. Он был высоким и сильным, но в его осанке была благородная стать, а не грубая мощь крепкого мускулистого парня, привыкшего к крестьянскому труду. Глаза его были теплыми и карими, волосы черными, как пятна на коре березы, широкая, радостная улыбка — светлой и сияющей, как цветы среди листьев клевера. Он был прекрасен. Он был само совершенство. Он был Д. Монро Фарли. — Провалиться и сгореть!

Мегги в мгновение ока вернулась к действительности. Во-первых, от смущения, что Фарли вторгся в ее грезы, а во-вторых, от безобразной путаницы, которую она устроила на ткацком станке. Неумелое возделывание грядок заняло все утро, а теперь, когда она наконец-то освободилась, чтобы поработать за ткацким станком, образ Ро Фарли преследовал ее и здесь.

Медленно и кропотливо Мегги вытаскивала запутавшиеся скомканные нити, проклиная про себя горожанина. Почему, скажите на милость, ей так не повезло, что самый великолепный мужчина, ступавший когда-либо на гористую землю Озарка, объявился прямо у порога их хижины? Она вспыхнула, вспомнив его лицо, когда он смотрел на нее сверху через дыру в крыше сарая.

— Подумать только, я была в чем мать родила, а у него даже не хватило совести отвести взгляд! —