еще несколько недель.

Энджи протянула руку, и он неохотно вложил в нее конверт с деньгами. Черт возьми! Менее чем за неделю она взяла в руки его дом, завладела его дочерьми, а теперь и его деньгами. В его распоряжении теперь оставался только задний двор. И непрестанные жаркие размышления о женщине, питавшей к нему омерзение. И это лишало его сна.

– Мы закончили? – хмуро спросил он.

Она сунула конверт в карман юбки и вздернула подбородок.

– Каждое утро ты задаешь девочкам вопросы, чтобы выяснить, как я с ними обращаюсь. У меня такое впечатление, что ты заглядываешь мне через плечо и осуждаешь меня за то, что я делаю или говорю им.

– Да, ты чертовски права. Так и есть! У меня нет выбора. Я оставляю своих дочерей на твое попечение. Но пока я не узнаю тебя как следует, чтобы быть уверенным, что ты не причиняешь вреда моим дочерям, это будет продолжаться. Я в самом деле заглядываю тебе через плечо и слежу за тем, что и как ты делаешь.

Энджи оцепенела от оскорбления, расправила плечи и застыла.

– Я никогда не была матерью, но знаю достаточно, чтобы не вредить ребенку!

– В таком случае у нас нет проблем. – Справедливости ради надо признать, что она не делала ничего такого, что позволило бы думать, будто она обращается с девочками грубо.

– Послушай, – сказал он мягко. – Я для Люси и Дейзи – вся семья. Я их отец и герой для них. Я стою между ними и остальным миром. Моя задача – защитить их. Было бы неправильно, если бы я не заглядывал тебе через плечо.

Видение нежного округлого плеча молнией сверкнуло в его сознании. Бледная улыбка появилась на его губах, но Сэм нетерпеливо тряхнул головой, отгоняя видение. Эти мысли появлялись у него совершенно неожиданно и заставали его врасплох.

– У них ведь есть бабушка с дедушкой. Разве не так? – нахмурилась она.

– Откуда ты знаешь? – Сэм застыл на месте и устремил на нее пристальный взгляд.

– Молли сказала, что родители Лоры живут в Колорадо-Спрингс.

– Черт возьми, как я только что сказал, я их единственный родственник.

Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его стал холодным.

– Я и не представлял, что Молли Джонсон так много болтает.

– Молли – друг. Она только старается помочь.

Энджи тоже встала, и теперь их разделял всего фут пространства. Он вдыхал аромат роз, исходивший от ее кожи, и запах крахмала от блузки. Если бы он опустил глаза, то мог бы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь и какая тонкая у нее талия.

Неизвестно откуда явилось воспоминание о том, что он трижды поцеловал ее. Два раза в день их свадьбы. И один раз до того. Это были жесткие, страстные поцелуи с сомкнутыми губами, поцелуи двух неопытных людей, едва расставшихся с детством.

– Ты когда-нибудь целовала кого-нибудь, кроме меня? – спросил он вдруг.

Ее щеки зарделись ярким румянцем.

– Конечно, нет!

– Это очень плохо.

Открытие, только что сделанное им, что он был единственным мужчиной, которого она целовала, воскресили в памяти все зря потраченные годы. Ей было двадцать шесть лет, и она была замужней девственницей, которую никто никогда не целовал по-настоящему. Неудивительно, что она почти всегда была не в духе.

– Я сожалею, Энджи.

Он и прежде говорил это, но сейчас его слова не были пустым звуком. Жизнь была к ней неласкова. Он покачал головой:

– Много лет назад мы были так молоды. Так чертовски молоды!

Из ее глаз исчезла вся воинственность, и она порывисто села.

– Как мы могли вообразить, что достаточно взрослые для брака?

Из ее груди вырвался вздох, и на мгновение она закрыла глаза.

– Теперь поздно, Сэм. Давай не будем говорить о прошлом. Это только разозлит нас обоих.

Он согласно кивнул и попытался отогнать мысль о том, что было бы, если бы она уехала с ним на Запад много лет назад. Были бы они счастливы? В такую ночь, как сегодня, стали бы они бросать нетерпеливые взгляды на дверь спальни? Все это были пустые мысли.

– Спокойной ночи, Энджи.

Он уже дошел до двери кухни, когда она окликнула его.

– О, я должна тебе напомнить. Будь готов утром к половине десятого.

– Готов к чему?

– Чтобы отправиться в церковь.