же время.

- Спасите, выручите меня! - обратился к нему рыжий. - Ведь вы сынок ихний, вас они послушают... мне хоть сколько-нибудь бы денег... Ей-богу, в канаву, в прорубь кинусь!..

- Пойдемте! - решительно сказал ему Вересов, в минуту обдумавший что-то. - Пойдемте... Мне самому дозарезу нужны деньги, авось успеем, тогда поделимся с вами.

Морденко сильно озадачился и даже струсил от этого неожиданного возвращения сына вместе с подозрительным рыжим.

- Папенька, дайте ему денег под жилетку, - начал Вересов в сильном волнении. - Побойтесь бога: у человека дети помирают!.. Если вам мало жилетки, так вот - альбом с фотографиями! он стоит рублей пятьдесят... Примите его в залог и дайте нам сколько-нибудь... я сам теперь в страшной крайности - на квартиру показаться не смею.

Старик молча развернул альбом, пересмотрел на свет жилетку и подал сыну записную книгу, проговорив:

- Для порядку пиши расписку: 'Мы, нижеподписавшиеся', и далее...

Выйдя в другую комнату, он стал оттуда диктовать продолжение. Возврат сына и его слова до того поразили старика, что он не нашел причины к отказу, да притом и заклады оказались хорошими, особенно альбом фотографий, так что Морденко спешил только поскорее разделаться со своими посетителями и потому, без дальних разговоров, отправился в смежную горницу - доставать деньги.

Пока молодой человек сидел, погруженный в писание расписки, рыжий напрягал все свое зрение, чтобы следить за стариком, который, продолжая диктовать, чиркнул спичку и зажег огарок. Смежная комната осветилась. Рыжий переместился на такой пункт, с которого ему удобнее было обозревать комнату и следить за движениями старика. Сквозь притворенную дверь он заметил два болта, замки и печати на дверях, ведущих в заднюю горницу, и видел, как Морденко снял с себя толстый кожаный пояс, носимый им на теле под сорочкой, и стал рыться в этом потайном чемоданчике. По известному всем шелесту рыжий догадался, что в чемоданчике мирно покоились ассигнации.

- За жилетку полтинник, да за альбом два рубля, итого три рубля; а расписку пиши в три рубля тридцать, - сказал Морденко, войдя через минуту в комнату с зелененькой бумажкой в руках.

Сначала расписался Вересов, а за ним приложил свою руку и рыжий.

'Виленский мещанин Осип Гречка', - гласила подпись рыжего.

- Выкупать будете вместе, что ли? - спросил Морденко, отдавая деньги.

- Я выкуплю все, - вызвался Вересов, - а жилетку вы им потом возвратите.

Через минуту дворник выпустил их в калитку и видел, как они вместе спустились в мелочную лавочку, помещавшуюся в том же самом доме, толкуя о том, что надо разменять деньги и разделиться поровну.

В лавочке спросили они себе по фунту ситника с колбасой, тут же на месте и закусили им, и, поделив между собою сдачу, очень дружелюбно простились друг с другом.

X

ГОЛОВУ НА РУКОМОЙНИК

- Сев, вею, руки грею, чисто брею - не потею! - с припляской, потирая ладони, ворвался Гречка в заднюю комнату Сухаревки, где вчерашний день происходило секретное совещание с патриархом Провом Викулычем во время ланкестерского обучения звонков.

- Что звякало-то разнуздал?* Чему обрадовался? - степенно покачал головой владыка. - 'Помни день субботний', сказано!

______________

* Что язык-то распустил? (жарг.)

- Ну, уж ты, ваше степенство, проповеди-то отложи до завтрева; ноне клей* есть! Я про дело повестить пришел, - возразил ему Гречка, подавая руку Зеленькову и Фомушке, который в этой уединенной комнате, вместе с советчиком-патриархом, поджидали его прихода.

______________

* Воровское дело (жарг.).

- От двурушника, что ли? - обратился к нему блаженный.

- Оттоль-таки прямо и прихрял*! Все как есть, по совету его степенства, исполнил: дети, мол, помирают, примите жилетку взаклад! - рапортовал Гречка.

______________

* Приехал (жарг.).

- Стало быть, по патриаршему изволению и благо ти есть! - заметил Фомушка.

- Прижался в сенях, смотрю - женщина какая-то идет... к нему, значит, прошла, а я себе жду, - продолжал рыжий. - Глядь, через мало времени выходит все та же самая женщина. Сама идет, а сама плачет, ну вот навзрыд рыдает, просто сердцу невтерпеж... Ах ты псира*, думаю, старая! при древности-то лет да народ эдак-то грабить! И столь мне это стало обидно, что, думаю себе, не будет же тебе, голубчику, спуску! и сейчас поднялся наверх.

______________

* Собака (жарг.).

Гречка стал сообщать компании свои дальнейшие действия и наблюдения, и компания вполне одобрила столь блистательно исполненную им миссию.

- Только вот что, братцы! Все бы оно было paxманно,* да в одном яман** выходит - загвоздка есть! - прицмокнул языком рассказчик. - Старик шишку-то*** на себе ведь носит, поясом она у него сделана, при теле лежит. Как быть-то тут?

______________

* Прекрасно (жарг.).

** Скверно (жарг.).

*** Портмоне (жарг.).

- Нелады, барин! - озабоченно отозвался блаженный. - Бабки, стало быть, финажками* так в ем и набиты? Умен, бестия: боится, чтоб не сворочили, при себе содержит... Нешто бы на шарап** взять? - предложил он после минутного раздумья.

______________

* Ассигнациями (жарг.).

** Приступом, на ура (жарг.).

- Не дело, сват, городишь, - заметил на это благоразумный Викулыч. - С шарапом недолго и облопаться да за буграми сгореть*. Лучше пообождать да попридержаться - по-тиху, по-сладку выследить зверя, а там - и пользуйся.

______________

* Попасться да в Сибири пропасть (жарг.).

- А не лучше ль бы поживее? приткнуть* чем ни попало - и баста!.. У меня фомка востер!.. - похвалился Гречка.

______________

* Убить (жарг.).

- Лады! - согласился блаженный. - По крайности дело потише обойдется, и расправа короче.

При этих словах Иван Иванович Зеленьков, догадавшийся, в чем заключается смысл последнего предложения Гречки, невольно вздрогнул и изменился в лице.

- Слаба! - прищурясь глазом, кивнул на него блаженный, сразу заметивший эту внезапную бледность. - Что ж, брате мой, это уж не дело! По-нашему взялся за гуж, не говори, что не дюж, товарищества не рушь и от дела не отступай.

- Правильно! - подтвердил Гречка. - Думали варганить так, а выходит эдак; стало быть, божья воля такая, чтоб быть тому делу, и как есть ты наш товарищ, так с обчеством соглашайся.

- Да что тут долго толковать! - перебил блаженный. - Именем господним благослови, отче, хорошее дело вершать, - лиходеев вниз по матушке спущать! - отнесся он к Викулычу, подставляя как бы под благословение свою руку.

Пров медленно поднялся с места и отрицательно покачал головою.

- Нет, судари мои! - сказал он решительно. - На экое дело нет вам моего благословения: это уж уголовщиной называется - дело мокрое, смертоубийство есть.

- Да ведь мы все ему же как бы получше, поспособнее хотим, оправдывался рыжий, - потому, ежели обокрасть его, все равно с тоски повесится, руку на себя наложит; без капиталу ему - ровно, что не жить.

- А мы ему же в облегчение, - поддакнул Фомушка, - от великого греха душу его стариковскую слободим, да еще мученический венец прияти сподобим; по крайности, кончина праведная.

- Уж быть тебе, кощуну эдакому, быть кончену Кирюшкиной кобыле*, попомни мое слово! - постучал