дурак.
— Что ж, по крайней мере ты это признаешь.
— Знаешь, — криво усмехнулся Син, — сегодня ночью я подумал, что обязан извиниться перед Брейденом.
— За что?
— За те слова, которые я сказал ему, когда мы вместе с Мэгги были в имении Макдугласов. Я обнаружил, что гораздо легче дать совет, чем претворить его в жизнь.
— Не забывай, брат, что я пьян и для моего затуманенного мозга все это не имеет ни капли смысла, — хмуро откликнулся Юан.
— Я сказал Брейдену, что ему следует воспользоваться случаем и выяснить, подходят ли они с Мэгги друг другу. — Син сделал глубокий вдох. — А теперь я обнаружил, что не могу следовать своим же советам.
— Ты хочешь выяснить, подходишь ли ты Мэгги?
— Почему бы тебе не пойти в постель, чтобы сон прочистил тебе мозги? — Син бросил в брата небольшой кусочек хлеба.
— Когда-нибудь пойду, но я еще недостаточно пья«.
При этом заявлении Син иронически поднял бровь. Все время, пока он оставался в Шотландии с братьями, залечивая раны от ожогов, он видел, что Юан часто бодрствовал по ночам и пил в одиночестве.
— Скажи мне, Лахлан знает, как много ты пьешь?
— Никто не знает. Даже ты.
Син схватил Юана за руку, не дав ему выпить еще.
— Может быть, тебе следует немного воздержаться?
— Если ты сам не можешь следовать своим же советам, то нечего давать их мне, — огрызнулся Юан, сбросив руку брата.
Син только покачал головой, когда Юан прикончил весь кувшин и отправился искать следующий.
Когда-то Юан был уверен, что Изабель Кейд любит его, и сначала сражался за нее с Кироном так, что они едва не поубивали друг друга, а потом, не обращая внимания на отца и братьев, убежал, чтобы жениться на ней. Но Юан не успел жениться, потому что она убежала с другим мужчиной, бросив его одного в северной Англии. Вернувшись домой с разбитым сердцем, он узнал, что семья оплакивает смерть Кирона, который покончил с собой в тот день, когда Юан убежал с Изабель.
Двойной удар сокрушил Юана.
Юан воспользовался шансом на счастье, а кончил тем, что, озлобленный и одинокий, жил в какой-то норе в горах, и рядом не было никого, кто мог бы заметить, сколько эля он выпивает.
Иногда не стоит хвататься за шанс на счастье.
Син мрачно смотрел на свой кубок. Счастливые моменты своей жизни он мог пересчитать по пальцам одной руки, счастье для него всегда находилось за пределами досягаемости, и он был бы дураком, если бы думал, что сейчас что-то изменилось. С тяжелым сердцем Син решил, что не должен оставаться с Каледонией. Наступит утро, он займется поисками повстанцев, а потом уедет от нее.
Церковь, несомненно, даст согласие на аннулирование брака. Люди люто ненавидят его и будут только рады расторжению брака, который никогда не должен был заключаться.
Да, он предоставит Калли свободу, это единственно достойное решение, которое может принять недостойный человек.
Глава 12
На следующее утро Син с болью осознал, что, возможно, первый раз в своей жизни действительно не выполнил своей миссии. Никто из соплеменников Калли с ним не разговаривал, и, как только он приближался, все мгновенно упрямо сжимали челюсти и спешили уйти. Нельзя сказать, что они были первыми, кто так обращался с ним, но если он собирался найти виновных в нападениях, ему было необходимо, чтобы они по крайней мере открывали рты в его присутствии.
Завтракая в зале со своими братьями и Саймоном, Син рассказал им о своих утренних неудачах.
— Знаешь, — сказал Брейден, — тебе помогло бы, если бы ты оделся в шотландскую одежду. Холодных шотландских рыцарей трудно воодушевить.
Лахлан похолодел при необдуманных словах младшего из братьев. В отличие от Юана и Брейдена он знал причину отвращения Сина к шотландским нарядам. Он мысленно вернулся к тому случаю, когда отец привез с ярмарки в Килгаригоне клетчатую ткань для накидок себе и сыновьям. Брейден тогда был еще в пеленках, и их мать обернула младенца куском ткани в черно-зеленую клетку, а он сам, Кирон и Юан гордо надели такие же, как у отца, накидки.
— Мои мальчики, — гордо провозгласил отец, оглядев их и потрепав по волосам.
Лахлан улыбался до тех пор, пока не заметил в углу Сина, о котором в возбуждении все забыли, а Син, как обычно, спрятавшись в темноте, угрюмо стоял, сложив руки на груди. Лахлан никогда не забудет, с каким выражением его старший брат наблюдал за ними. У юного Сина глаза были полны зависти и боли.
— Па? — обратился к отцу Лахлан. — А где накидка для Сина?
Оставив вопрос без ответа, его отец продолжал играть с Юаном и Кироном, но его молодая мать оказалась не столь добра.
— Клетчатая ткань предназначена для людей чистой шотландской крови, Лахлан, она не для сассенахов-полукровок.
Даже живи он вечно, Лахлан все равно не смог бы понять ни жестокости своей матери по отношению к Сину, ни полного отсутствия у отца какого-либо интереса к нему.
Позже в тот же день Лахлан нашел Сина в их комнате. Он сидел один посреди спальни на полу, и из резаной раны на его руке в миску текла кровь.
— Что ты делаешь? — в испуге закричал Лахлан и, подбежав к брату, приложил к ране ткань, чтобы остановить кровотечение.
— Пытаюсь избавиться от английской крови во мне, но она, по-моему, не очень отличается от твоей. — Взгляд у Сина был отрешенный и пустой. — Как я могу освободиться от нее, если не вижу разницы?
Лахлан перевязал Сину руку, и они больше никогда к этому не возвращались, но с тех пор Лахлан часто вспоминал о том случае.
Сейчас Лахлан смотрел на Сина, сидевшего рядом с Саймоном, и, честно говоря, восхищался его силой.
— Я никогда не надену на свои плечи никакую накидку, — ответил Син Брейдену.
— А я надену, — присоединился к разговору Саймон. — Ради этого я даже порыжею.
— Думаю, нам нужно официально принять Саймона в ряды Макаллистеров, — улыбнулся Лахлан, хотя мучительные воспоминания все еще не отпускали его. — Что скажете, братья?
— По- моему, он вполне подходит, — кивнул Брейден, — Как, Юан?
— Я бы кивнул, но у меня слишком болит голова.
— Учитывая, сколько эля ты выпил вчера ночью, я удивляюсь, что ты вообще можешь сидеть прямо, — хмыкнул Син.
— Как много ты выпил этой ночью? — с неожиданным беспокойством спросил Лахлан.
— Что-то между слишком много и недостаточно.
Лахлан закатил глаза, не зная, что делать, чтобы превратить Юана снова в того человека, которым он был до того, как Изабель его предала.
— Вернемся к повстанцам, — предложил Лахлан, стараясь сосредоточиться на деле, в котором он мог оказать реальную помощь. — Зачем беспокоиться, если они больше не нападают на подданных Генриха?
— Затем, что они могут снова начать в любой момент. — Син насмешливо взглянул на брата.
Внезапно раздался крик тревоги, и мужчины — даже Юан, на каждом шагу проклиная свою голову, — бросились к двери. Брейден широко распахнул дверь, и все увидели английского посланца, въезжающего во внутренний двор верхом на рыжем жеребце.
При виде этой картины Сии покачал головой. Глядя на лица шотландцев, окруживших герольда, можно было безошибочно сказать, что Син был единственным человеком, которого встречали менее радушно, чем этого англичанина.
Заметив Сина и Саймона, мужчина тотчас расслабился, и если не знать, что привело сюда этого человека, Син удивился бы его поведению, так как на его памяти первый раз кто-то по- настоящему почувствовал облегчение от его присутствия.
Посланец спешился и подал Сину запечатанное письмо.
— От лорда Рэнальфа, владельца земель Оксли. Сломав печать, Син читал послание и с каждым прочитанным словом становился все мрачнее.
— Он послал сообщение Генриху?
— Да, милорд. И король дал знать, что сам лично отправится проверить ущерб.
— Что случилось? — спросил Лахлан.
Увидев направлявшуюся к ним жену, Син подождал, пока она подойдет ближе, и только тогда ответил на вопрос брата:
— По-видимому, группа Макнили напала на земли Оксли. Он потерял почти два десятка коров, а его деревню сожгли дотла. Его люди лишились всего урожая и теперь с трудом переживут зиму. — Он выразительно посмотрел на Калли, чтобы она поняла всю серьезность положения, — На одном из деревьев поблизости они нашли записку, в которой говорилось: «Англичане, убирайтесь с шотландской земли» — и стояла подпись: «Макнили».
— Астер этого не делал, — побледнев, сказала Калли, — Он ни за что не одобрил бы такого.
— Я знаю, — честно согласился Син, складывая письмо. — Ему совсем не нужно, чтобы гнев Генриха обрушился на его голову. Скажите вашему лорду, — обратился он к посланцу, — что я лично займусь этим делом и найду человека, который это совершил.
Герольд кивнул.
— Что вы собираетесь делать? — спросила Калли.
— Я хочу, чтобы вы оповестили всех мужчин своего клана, которым больше четырнадцати лет, что им следует явиться сюда к концу дня. Мне нужно с ними поговорить.
— Думаю, это просто безрассудно. — Лицо Калли стало совсем белым, хотя Син считал, что сильнее побледнеть невозможно. —* Они могут напасть на вас.
— Напав на моего брата, они нападают на нас, — хмуро сообщил Лахлан. — Передайте им это. Я сомневаюсь, что кто-либо из рожденных в вашем клане хотел бы пойти войной на Макаллистеров.
— Я передам, — кивнула Калли.
Сегодня ее волосы были заплетены, но все равно завитки выбивались из косы и очаровательно обрамляли ее лицо, и, как обычно, на ней была отцовская накидка. Син, не в силах оторваться от этого зрелища, провожал взглядом жену,