еще совсем ребенком. Я провела с ним одну ночь, о которой никто не должен был узнать. А вместо этого я забеременела. Когда мой отец узнал об этом, он рассвирепел и так жестоко избил меня, что любой нормальный ребенок не удержался бы в утробе — но только не он. Он — это сам сатана. Он выжил, даже когда я выпила зелье, которое должно было убить его.
У Калли внутри все сжалось от того, что рассказывала женщина. Ненависть графини к Сину была просто непостижима.
— При рождении он едва не убил меня. Удивительно, как я вообще осталась в живых. Они старались дать его мне в руки,
— Вы удалили от себя новорожденного ребенка всего через несколько часов после его появления на свет?
— Через несколько часов? Нет, я сделала это, как только смогла наконец-то вытолкнуть его из себя.
Калли не могла дышать от охватившей ее боли. Перед ней отчетливо всплыла картина того, как отправляют из дома новорожденного. Она не понимала, как можно быть такой жестокой, но лицо матери Сина оставалось спокойным, она была непоколебимо уверена, что поступила с сыном справедливо.
— Человек, за которого я хотела выйти замуж, отказался от меня, после того как я. забеременел а от другого мужчины, поэтому мой отец насильно выдал меня замуж за человека старше его самого. — Глаза графини пылали яростью и ненавистью.
— Но ни в чем этом нет вины Сина.
— Нет? Если бы он не родился, ничего этого не случилось бы. — По фанатичному огню, горевшему в ее взгляде, было очевидно, что прошлое крепко держит ее в своих цепких объятиях. — Я отправила его к его отцу и думала, что с ним покончено навсегда. Однако много лет спустя он появился здесь при дворе, и снова начались сплетни. Каждый день мне приходилось переживать позор. Люди шептались у меня за спиной, злословили и порочили репутацию моего сына Роджера. Мой муж, будучи благочестивым человеком, велел мне с того дня и до самой смерти носить под платьем власяницу. Это было унизительно, меня заставляли постоянно каяться в своих грехах. И вот теперь это чудовище отняло у меня самое дорогое в жизни. Роджер был единственным, кто был мне дорог, кто вносил какую-то радость в мою постылую жизнь.
Калли сочувствовала горю женщины, ей хотелось бы облегчить боль, которую, она понимала, чувствует графиня, потеряв сына. Но это все равно не изменило бы того, что она сделала со своим старшим сыном, когда он был невинным младенцем, бесконечно нуждавшимся в материнской любви.
— Син не убивал его.
— Вы глупы, если в это верите.
Калли сочувственно похлопала графиню по руке, стараясь подыскать слова, чтобы облегчить страдания женщины. Но она понимала, что была не в силах помочь ей.
— Соболезную вашей потере, миледи. — Понимая трагизм всего происшедшего, Калли, покачав головой, вернула женщине яд и быстро вышла из комнаты, оставив графиню наедине с ее совестью.
Покинув Калли после окончания брачной церемонии, весь оставшийся день Син провел в седле. Он скакал бездумно, оставив позади Лондон, не в силах отказаться от продолжения скачки. Его измученное сомнениями тело требовало разрядки.
Возвращаться в Лондон ему не хотелось. У него не было на это никакой другой причины, кроме как для того, чтобы почувствовать руку Калли на своем локте, видеть, как смех искрится в ее светло-зеленых глазах.
Разрываясь от нерешительности, Син мучительно думал о том, что с ним произошло. Сегодня Калли станет его женой. Она не будет возражать против его права на ее тело, не отвернется от него со страхом и отвращением. На этот раз он сможет получить ласку и утешение, в этом у него не было никаких сомнений.
С закрытыми глазами Син попытался представить себе мир, в котором он кому-то по-настоящему нужен, мир, заполненный женщиной, которая будет улыбаться при его приближении, у которой его присутствии лицо будет светиться от счастья.
Так ли это невозможно?
Калли хотела быть его женой, но мог ли он быть ей мужем?
Син мог бы попытаться. Да, он мог бы попытаться.
Внезапно у Сина стало легче на сердце, он развернул лошадь и направился обратно в Лондон.
Капли сидела у окна и смотрела на заходящее солнце. Рядом на маленьком столе стыл обед. Ее муж до сих пор не появлялся. Он уехал несколько часов назад, но никто не знал, куда он отправился и когда вернется обратно, если вообще вернется.
Услышав, как открылась дверь, Капли решила, что это Син, но, обернувшись, увидела, что в комнату с печальным видом входит Элфа.
— Миледи, он еще не вернулся.
Значит, так тому и быть. Даже в свою первую брачную ночь Капли останется одна. То, что Син проявляет так мало уважения к ней в этот самый знаменательный из всех дней, не предвещает ничего хорошего.
Капли посмотрела на кольцо на своем пальце. Впервые увидев его, она понадеялась, что, быть может, они оба будут счастливы, что он, быть может, согласится принять ее в свою жизнь. Она оказалась просто глупой.
— Он еще может вернуться, — сочувственно сказала Элфа.
Капли принялась за обед, который надеялась разделить с мужем; сидя за столом и глядя на пустую тарелку, приготовленную для Сина, она все больше сердилась. Ведь это их первая брачная ночь, и как он смеет так обращаться с ней! Как он может не уделить ей никакого внимания? Чем больше Капли думала об этом, тем больше приходила в ярость. Она по-доброму и сердечно относилась к Сину, а он даже не потрудился явиться на обед.
Что ж, она не какое-то пустое место. Одно дело, когда человеку требуется побыть в одиночестве, и совсем другое — упиваться жалостью к себе и оставлять жену гадать, где он и когда — если вообще когда-нибудь — решит к ней вернуться. Бог свидетель, Калли не собиралась больше ни минуты сидеть в комнате и чувствовать себя нежеланной и отвергнутой. Если она ему не нужна — прекрасно! Она не станет всю оставшуюся жизнь посвящать тому, чтобы пытаться сделать для него что-нибудь приятное, когда ему, очевидно, вовсе это не нужно.
— Где Саймон? — спросила она у Элфы.
— У себя в комнате вместе с Джейми.
— Не могли бы вы ненадолго присмотреть за Джейми и попросить Саймона прийти ко мне?
— Да, миледи, с удовольствием, — без колебаний ответила Элфа, хотя явно несколько растерялась.
Когда горничная вышла, Калли встала и, быстро умывшись, привела себя в порядок.
Саймон не заставил себя долго ждать, но, ожидая его прихода, Калли успела осушить два кубка вина.
— Чем могу быть вам полезен, миледи?
— А, Саймон. Я слышу, внизу играет музыка, а так как мой муж, видимо, имеет привычку не уделять мне внимания, я была бы вам очень признательна, если бы вы проводили меня в зал, где я по-настоящему могла бы отпраздновать день своей свадьбы. — Калли заметила нерешительность на лице Саймона. — Прошу вас, Саймон. Иначе я буду сидеть здесь до тех пор, пока не разозлюсь до такой степени, что что-нибудь устрою.
— Пожалуй, я с удовольствием посмотрел бы на это, — рассмеялся Саймон, но все же проводил девушку вниз.
Решив наслаждаться этим вечером, Калли пила вино, слушала музыку и танцевала с Саймоном, пока ее голова не стала совсем легкой и не начала кружиться.
Войдя в покои жены, Син резко остановился. Капли не было видно, на столе у окна стояла остывшая, едва тронутая еда.
Где же Калли?
Нахмурившись, Син оглядел комнату, стараясь определить, в каком настроении она могла быть, когда уходила.
Конечно, теперь, когда они обвенчаны, она не могла убежать. Она сказала, что будет ждать его.
Боль пронзила грудь Сина при мысли, что Калли от него сбежала, и эта боль была такой сильной, что у него на секунду остановилось дыхание. До самого этого мгновения Син не осознавал, как мечтал, вернувшись, увидеть Калли, найти ее здесь с доброжелательной улыбкой на лице. Пораженный своим открытием, он направился вниз, чтобы найти Саймона и выяснить, не знает ли он что-нибудь о Калли.
В зале было полно народа; музыка, голоса и смех звенели повсюду среди этого безумия. В центре танцевали пары, люди группами стояли у стен, а другие выстроились вдоль столов, ломившихся от кушаний и напитков.
Каждый раз, когда Син приближался к какой-нибудь группе, люди замолкали и смотрели на него с ненавистью, а как только он проходил дальше, склоняли головы друг к другу и начинали шептаться.
Но Сина это не заботило, они были совершенно не нужны ему.
Он оглядывал придворных, пока его внимание не привлекла мелькнувшая в центре зала, где танцевали пары, шотландская накидка.
Увидев свою жену в объятиях Саймона, Син едва не задохнулся. Чуть откинувшись назад у груди Саймона, она улыбалась ему с откровенно счастливым выражением на лице.
Потеряв самообладание, Син пришел в ярость, и боль пронзила его. Как она смеет вот так смотреть на Саймона! Сину хотелось, чтобы Калли встречала с таким выражением его, а теперь она дарит эту радость другому мужчине.
Жаждая крови, Син направился к ним.
— Калли, — с усмешкой сказал Саймон, потянувшись к кубку, который девушка держала в руке, — дайте мне эту чашу. Для одного вечера вы выпили уже достаточно.
— Я хочу еще, — пьяно засмеялась она в ответ и, отодвинув подальше руку, чтобы Саймон не мог дотянуться до кубка, отошла от него, при этом пролив половину содержимого на пол.
— Что здесь происходит? — подойдя ближе, прогремел Син.
В комнате воцарилась тишина, и Син почувствовал, что все придворные обратили на них любопытные взгляды.
— Я танцевала, — ответила Калли довольно неразборчиво, так что ее было
