– в миру остаться.Но веруй!Ты без веры – прах.Нет на земле твоих любимых.Так, наша встреча – в небесах,И за спиною – два незримыхКрыла!...Вокзал. Немая мгла.Путь на табло?... – никто не знает.Звеня монистами, прошлаЦыганка. Хохот отлетаетПрочь от буфетного стола,Где на стаканах грязь играет.И волчья песня из угла:СтарикО Будущем рыдает.

Пир Валтасара

Содвинулись медные круглые чашиНад бедным, в газетах, столом.Вот гулкое, куцее счастие наше —Общага, наш временный дом.Общага, и кружево пены, бутыли,Селедка на рвани бумаг — И, юные, мы среди песни застыли,Друг друга почуяв впотьмах.Какие там юные!... – Грудь моя сыномВ те годы отпита была...И двум сыновьям во квартирных теснинахМерцали твои зеркала...Какие там свежие!... – Галочьи лапыМорщин, недоступных глазам,И – вниз по годам, по соленому трапу,Не ведая, что ахнет там...Подобно то было небесному свету.Тугое мужское лицоКатилось в меня искрометной планетой,Огнями сжималось кольцо.А то, что златое колечко блестелоМеж черных мозолей и вен... —Вот тело мужское.Вот женское тело.И жизнь– за секунду – взамен.И как мы над жирной лазурной селедкой,Над звоном стакана в пируДруг к другу рванулись!Эх, век наш короткий!Эх, вечное наше: «Умру!...»Но ясная песня цвела и кричалаИ в щеки нам била, как снег:«Любите друг друга, начните сначалаБровей ваших нежность... и век...»И под общежитскую злую гитаруМы друг через друга текли — И маслом кухонным,и детским пожаром,И кровью небес и Земли,И шепотом писем, похожих на воздух,Что – из кислородных резин, —И слезы всходили, как кратные звезды,Над нитями наших седин!...Улыбкой, дыханьем смыкались, впивались,Сливая затылки, ступни...Мы только глядели. Мы не целовались.Мы были в застолье одни.И замер гогочущий пир Валтасара.И буквы вкруг лампы зажглисьТабачные, дымные...Я прочитала.И солью глаза налились.Ты тоже те буквы прочел... Содрогнулся...Но все! Пропитались насквозьДруг другом! Дотла!... И ты мне улыбнулся,И остро коснулся волос...А кто-то селедку норвежскую резал!А кто-то стаканы вздымал! И, пьяный, безумный, больной и тверезый,Всей песней – всю жизньобнимал.

Два урки, в поезде продающие библию за пятерку

Эх, тьма, и синий свет, и гарь, испанский перестукКолес, и бисеринки слез, и банный запах рук!...И тамбур куревом забит, и зубом золотымМерцает – мужики-медведи пьют тягучий дым...А я сижу на боковой, как в бане на полке.И чай в одной моей руке, сухарь – в другой руке.И в завитсках табачных струй из тамбура идутДва мужика бритоголовых – в сирый мой закут.От их тяжелых бритых лбов идет острожный свет.Мне страшно. Зажимаю я улыбку, как кастет.Расческой сломанных зубов мне щерится один.Другой – глазами зырк да зырк – вдоль связанных корзин.Я с ними ем один сухарь. Родную речь делю.Под ватниками я сердца их детские – люблю.Как из-за пазухи один вдруг книжищу рванет!...– Купи, не пожалеешь!... Крокодилий переплет!...Отдам всего за пятерик!... С ней ни крестить, ни жить,А позарез за воротник нам треба заложить!...Обугленную книгу я раскрыла наугад.И закричала жизнь моя, повторена стократ,С листов, изъеденных жучком, – засохли кровь и воск!... —С листов, усыпанных золой, сребром, горстями звезд...Горели под рукой моей Адамовы глаза,У Евы меж крутых грудей горела бирюза!И льва растерзывал Самсон, и плыл в Потопе плот,И шел на белый свет Исус головкою вперед!...– Хиба то Библия, чи шо?... – кивнул другой, утерЛадонью рот – и стал глядеть на снеговой костер.Сучили ветки. Города мыл грязные – буран.Глядели урки на меня, на мой пустой стакан.И я дала им пять рублей за Библию мою,За этот яркий снеговей у жизни на краю,За то, что мы едим и пьем и любим – только здесь,И что за здешним Бытием иное счастье есть.

Орган

Ночная репетиция. Из рамПлывут портреты – медленные льдины.Орган стоит. Он – первобытный храм,Где камень, медь и дерево – едины.Прочь туфли. Как в пустыне – босиком,В коротком платье, чтобы видеть ноги,Я подхожу. Слепящим языкомОгонь так лижет идолов убогих.Мне здесь разрешено всю ночь сидеть.Вахтерша протянула ключ от зала.И мне возможно в полный голос спетьТо, что вчера я шепотом сказала.На пульте – ноты. Как они темныДля тех, кто шифра этого – не знает!...Сажусь. Играть? Нет, плакать. Видеть сны —О том лишь, как живут и умирают.Я чувствовала холод звездных дыр.Бредовая затея святотатца —Сыграть любовь. И старая, как мир —И суетно, и несподручно браться.Я вырывала скользкие штифты.Я мукой музыки, светясь и мучасьВдруг обняла тебя, и то был ты,Не дух, но плоть,не случай был, но участь!И чтоб слышней был этот крик любви,Я ость ее, и кость ее, и пламяВгоняла в зубы-клавиши: живиРегистром vox humana между нами!А дерево ножной клавиатурыКолодезным скрипело журавлем.Я шла, как ходят в битву напролом,Входила в них, как в землю входят буры,Давила их, как черный виноградПо осени в гудящих давят чанах, —Я шла по ним к рождению, назад,И под ногами вся земля кричала!Как будто Солнце, сердце поднялось.Колени розовели в напряженье.Горячих клавиш масло растеклось,Познав свободу взрыва и движенья.Я с ужасом почувствовала вдругЖивую скользкость жаркой потной кожиИ под руками – плоть горячих рук,Раскрывшихся в ответной острой дрожи...Орган, раскрыв меня сухим стручком,Сам, как земля, разверзшись до предела,Вдруг обнажил – всем зевом, языкомИ криком – человеческое тело.Я четко различала голоса.Вот вопль страданья – резко рот распялен —О том, что и в любви сказать нельзяВ высоких тюрьмах человечьих спален.Вот тяжкий стон глухого старика — Над всеми i стоят кресты и точки,А музыка, как никогда, близка —Вот здесь, в морщине, в съежившейся мочке...И – голос твой. Вот он – над головой.Космически, чудовищно усилен,Кричит он мне, что вечно он живойИ в самой смертной из земных давилен!И не руками – лезвием локтей,Щеками, чья в слезах, как в ливнях, мякоть,Играю я – себя, тебя, детей,Родителей, людей, что нам оплакать!Играю я все реки и моря,Тщету открытых заново Америк,Все войны, где бросали якоря,В крови не видя пограничный берег!Играю я у мира на краю.Конечен он. Но я так не хотела! Играю, забирая в жизнь свою,Как в самолет, твое худое тело!Летит из труб серебряных огонь.В окалине, как в изморози черной,Звенит моя железная ладонь,В ней – пальцев перемолотые зерна...Но больше всех играю я тебя.Я – без чулок. И на ногах – ожоги.И кто еще вот так возьмет, любя,До боли сжав, мои босые ноги?!Какие-то аккорды я беруУкутанной в холстину платья грудью — Ее тянул младенец поутру,Ухватываясь крепко, как за прутья.Сын у меня! Но, клавиши рубя,Вновь воскресая, снова умирая,Я так хочу ребенка от тебя!И я рожу
Вы читаете Сотворение мира
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату