Скотт, оттолкнув ее руку, уложил ее на спину и бережно обтер мокрым полотенцем ее живот и — бедра. Эллисон мучительно покраснела и закрыла руками лицо.

— Конечно, это не самый надежный способ предохранения, — пробормотал Скотт. — Эллисон… — Он тяжело вздохнул. — Послушай, я не лгал тебе, когда речь шла о моих чувствах к тебе. Если ты поверишь мне хотя бы в этом, возможно, у нас еще есть шанс…

Эллисон, почувствовав, как снова защипало глаза, поспешно отвернулась.

— Это невозможно, — перебила она.

— Потому что я сын Джона Лероша? Ну, тут уж ничего не изменишь, — пожал он плечами. — Иначе, поверь, я бы тут же кинулся в клинику сделать переливание крови. Уверяю, отец никогда не играл ни малейшей роли в моей жизни — может, тебе от этого станет легче. Он просто часть моего прошлого.

— Нет, дело не только в этом. Понимаешь, я теперь не могу тебе доверять. — Эллисон закрыла лицо руками. — Ты обманул меня.

Скотт чувствовал, что снова и снова бьется лбом о ту же каменную стену, и едва не застонал от злости. Вдруг взгляд его остановился на пакете с дневниками Маргариты. Какая-то неясная мысль мелькнула у него в мозгу…

— Элли, — прищурился он, — когда ты в последний раз читала дневники Маргариты?

— Что? — Неожиданный вопрос явно застал ее врасплох.

— Ну, сколько тебе тогда было лет? — нетерпеливо бросил Скотт.

— Господи ты Боже мой, какое это имеет значение?! — возмутилась она. Элли чувствовала, что не в состоянии заставить себя встать и одеться, пока он стоит у нее над душой, а Скотт, судя по всему, не собирался уходить. Вздохнув, она прижала колени к груди, обхватив их руками. — Разве это имеет отношение…

— Думаю, как раз имеет. Именно туда уходят корни всех наших с тобой проблем, — объяснил он. — Ведь ты не в силах забыть прошлое, и в этом все дело, верно? Согласен, Генри и в самом деле был жутким мерзавцем. И он действительно с первых дней беспардонно обманывал Маргариту. Но ведь все это случилось почти сто пятьдесят лет назад! И я никак не могу взять в толк, почему мы не можем просто забыть об этом?! Опомнись, Элли! Все это — прошлое! И потом, лично я, кажется, ничего не украл ни у тебя, ни у твоей семьи, так ведь? Кроме того, вы вернули себе дом Маргариты. И насколько я слышал, получили от Джона неплохие отступные, так что и это дело можно считать улаженным. Счет сравнялся, разве не так? Справедливость, можно сказать, восторжествовала.

— Да. — Неожиданно голос Элли смягчился и даже как будто потеплел. — Наверное, мне следует поблагодарить тебя, ведь ты приложил к этому руку? Вернее, именно ты и заставил Джона… Чанс нам все рассказал… В общем… спасибо.

— Пожалуйста, — вежливо кивнул Скотт. — Только, умоляю, не нужно преувеличивать мои достоинства. Не такой уж я альтруист, знаешь ли, — поморщился он. — Но давай вернемся к тому вопросу, который я задал. Сколько тебе было лет, когда ты прочитала дневники Маргариты?

— Наверное, лет четырнадцать. Впрочем, не знаю. Я читала их не один раз.

Зная, что следующий вопрос наверняка причинит ей боль, Скотт постарался как можно тщательнее выбирать слова.

— А после того как потеряла ребенка, ты их читала? — мягко спросил он.

Элли дернулась, как будто он дал ей пощечину.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к тому, о чем мы… — Оттолкнув Скотта, она попыталась встать.

— Подожди, не кипятись. — Скотт уперся руками в диван и навис над ней. Элли возмущенно пискнула, сообразив, что оказалась в ловушке.

— Ты не имеешь никакого права спрашивать меня о таких вещах! Пусти, я хочу уйти!

Тяжело вздохнув, Скотт позволил Элли встать с дивана. Она заметалась по комнате, собирая разбросанную одежду, пока Скотт, стараясь не смотреть на нее, надевал рубашку и шорты. Не поворачивая головы, чтобы не смущать ее, он взял пакет с дневником и уселся в кресло. Элли, уже полностью одетая, отыскала свою сумочку и принялась рыться в ней в поисках ключей. Потом, видимо, вспомнив о дневниках, оглядела комнату. Тут ее взгляд упал на Скотта, листающего потрепанную тетрадь, и она оцепенела.

— Отдай! — Она протянула руку. — Верни их мне!

— Нет. — Он выразительно поднял бровь. — Не раньше, чем ты сядешь наконец и ответишь на мои вопросы. — Не сводя с нее глаз, он заметил, как изменилось ее лицо. В ней явно происходила какая-то борьба. Похоже, первое, что пришло ей в голову, это выхватить у него дневники и бежать. Но потом она смирилась, видимо, сообразив, как глупо это будет выглядеть.

Так до конца и не отказавшись от этой мысли, она возмущенно фыркнула и, скрестив на груди руки, опустилась в кресло напротив.

— Ладно, твоя взяла. Я действительно перечитывала их, пока приходила в себя.

— Который из них?

— Начиная с того места, где Маргарита описывает день, когда Генри первый раз пришел в ее костюмерную.

— Значит, тот самый, где она рассказывает, как позволила себе поверить, что полюбила мужчину, и очень скоро обнаружила, что он соблазнил ее, обманом заставив выйти за него замуж, — кивнул Скотт. — В точности как Питер в свое время обманом соблазнил тебя. Я угадал?

Эллисон упорно не отрывала глаз от стены, стараясь не смотреть на него. Но от его взгляда не укрылось, как окаменело ее лицо… как она несколько раз судорожно глотнула, как будто ей вдруг стало нечем дышать.

— И вот сейчас ты подсознательно смешиваешь нас троих — Генри, Питера и меня. В твоем воображении мы превратились в одного человека — мужчину, который не стесняется лгать женщине, чтобы овладеть ею. Причина может быть самой разной: эгоизм, зависть, похоть, — не важно. По-твоему, женщина, поверившая, что ее любят, просто дура, удел которой — страдать, потому что она купилась на их обещания.

Ему удалось-таки добиться своего — Элли посмотрела ему в глаза, но продолжала молчать. Скотт наклонился к ней.

— Но я не Генри, черт возьми! И не Питер! Я действительно скрыл от тебя свое настоящее имя и то, что Джон Лерош мой отец, но только для того, чтобы не причинить тебе боль. Боже мой, Элли, ну как ты не понимаешь — я просто не хотел, чтобы ты снова страдала! — Отчаявшись, Скотт с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла и безнадежно махнул рукой. — Проклятие, что толку? Можно было сразу догадаться… зачем я тебе? Ты заслуживаешь большего…

— Почему ты делаешь это? — Нахмурившись, Эллисон наконец посмотрела ему в глаза. — Думаешь, я не заметила, что ты постоянно обрываешь себя? Вечно твердишь, что ты, мол, просто самовлюбленный, циничный эгоист, когда на самом деле ты совсем другой?! Такой славный, порядочный… ты работаешь не поднимая головы и постоянно переживаешь за других… чувствуешь свою ответственность за них…

— Славный?! — Брови Скотта поползли вверх.

— Ну… добрый, — поправилась Элли. На скулах Скотта заходили желваки.

— Ты ошибаешься — хочешь заставить меня стать таким, каким ты меня видишь, поскольку тебе уже удалось убедить меня в том, что для некоторых понятие «честь» и «долг» пустые слова. Согласен. Но если я готов поверить в это, почему ты так упорно отказываешься простить меня? И смириться с мыслью о том, кто мой отец?

— Потому что сама толком не понимаю, правда ли это или я опять тешу себя глупыми выдумками.

— Скажи уж честно, что ты просто боишься — боишься поверить!

— Я… — Эллисон поспешно отвернулась, но Скотт успел заметить в глазах отражение тех чувств, которые бушевали в ее душе. — Не знаю…

— Эллисон, все зависит от тебя. Подумай хорошенько. Нельзя позволить, чтобы прошлое погубило будущее.

Она прижала пальцы к губам, и Скотт заметил, что они дрожат. Он молча ждал, что она скажет. Время, казалось, тянулось бесконечно…

— Ладно, — неуверенно прошептала она наконец. — Я… я попробую… постараюсь.

Словно гора свалилась у него с плеч. Скотт шумно выдохнул и расслабился. Заметив это, Элли едва заметно улыбнулась.

— Конечно, я ничего не обещаю. Но я попытаюсь.

— Ты не пожалеешь об этом, — торжественно поклялся Скотт. А потом подхватил ее на руки и крепко прижал к груди, чувствуя, как часто-часто стучит ее сердце. — Вот увидишь, у нас все получится.

— Без твоей помощи не получится. — Слегка отодвинувшись, Элли заглянула ему в глаза. — Дело ведь не только в твоей настоящей фамилии, понимаешь? Я часто думала об этом… особенно после того, как стало ясно, что никакого судебного разбирательства не будет и все обвинения против нас сняты. Мне кажется, я могу смириться с тем, что твой отец — Джон Лерош. Ты прав — это то, что ты не в силах изменить. И это действительно не ты, а твой отец старался смешать нас с грязью. Ты же, наоборот… Знаешь, мне даже страшно иногда, потому что получается, что я тебя совсем не знаю. Все эти три недели, что мы были вместе, ты почти ничего не рассказывал о себе. А если я спрашивала, всякий раз уводил разговор в сторону.

Скотт покачал головой.

— Ну и как, по-твоему, я мог что-то тебе рассказать? — хмыкнул он. — Учитывая, что я из кожи вон лез, чтобы ты раньше времени не узнала, что я тоже Лерош.

— Я понимаю. Но теперь, когда главная твоя тайна уже выплыла наружу, выходит, тебе уже нечего скрывать. — Скотт увидел, как в глазах Элли вспыхнул огонек надежды. — Если бы я узнала тебя получше… если бы понимала, какой ты на самом деле, мне было бы легче тебе доверять.

Он наклонился к ней.

— Ты и так уже почти все обо мне знаешь… даже не представляю, о чем еще рассказывать.

— О себе. О твоих родных. Может, на первый взгляд это действительно звучит несколько странно, но как же иначе? Если мы с тобой хотим, чтобы наши отношения продолжались, мне придется смириться с тем, что Лероши — твои родственники, и принять их как нечто неизбежное.