1–2: В этих строфах описывается страна духа, населенная Мужчинами и Женщинами — двумя типами идей, — по которой странствует Путник (заметим, что начинается стихотворение от первого лица). Естественные законы земного мира поставлены в этой стране «с ног на голову»: зачатье (зарождение идеи) здесь мука, а роды (претворение в жизнь) — радость.

3–7: Сын — это натуралистическая, идущая от реальности идея (не следует забывать, что мужское начало ассоциируется у Блейка с природным, естественным). Следовательно, Блейк начинает описание своего духовного пути с «натуралистического» периода. В образе «Старухи» скрыта одряхлевшая, отмирающая идейно-духовная парадигма, существовавшая к моменту пришествия натуралистической идеи (то есть мировоззренческие взгляды Блейка, связанные с периодом Невинности). Старая парадигма терзает и отвергает всякую новую идею, которая в муках и гонениях постепенно мужает и наконец одерживает верх, оплодотворив собой старые представления (вспомним, что на этом этапе Блейк рассматривает физическую любовь как очистительную, а свободное проявление страсти — как проявление духовности).

8-10: Восторжествовав, «натуралистическая» идея начинает стареть, однако при этом продолжает питать собой «Дольний Дом» — земную реальность. Кроме того, остаются «сокровища» — духовные богатства накопленные за время владычества данной идеи (применительно к самому Блейку — его произведения, созданные в «натуралистический» период). Строфа 9 содержит свойственную Блейку беспощадную «автопародию» на стихотворение из «Манускрипта Россетти», написанное между 1789 и 1793 гг., то есть в период торжества Невинности:

11–13: Когда земной идеал, одряхлев, доказывает свою несостоятельность, ему на смену приходит новая идея совершенно иного толка («Дщерь»). Она облечена в «Огненную Плоть», что подчеркивает ее несвязанность со всем материальным. Это — идея чисто духовная, которой чуждо все земное, плотское (т. е. «золото» и «страсть»). Так Блейк описывает свои взгляды, к которым привели духовный кризис и полное отвержение «натуралистических» представлений.

14–15: Старик, олицетворяющий теперь старую парадигму, вытеснен новым идеалом. Бессильная, одряхлевшая парадигма, утратив былую веру, ищет новый, духовный идеал, который дано обрести в Деве, окрепшей духовной идее. При их объятии земной, «натуралистический» Рай («Дом» и «Сад») исчезает окончательно.

16–17: Блейк описывает состояние растерянности и смятения, в котором он пребывал после утраты «натуралистического» идеала, когда у него зарождалось новое, «четырехмерное» видение, которое, скорее всего, и подразумевается под «Объемом». Это — долгий период внутреннего кризиса, в который и было написано «Путем Духовным».

17–19: «Дольний Дом» — Мир «натуралистического» идеала — меркнет и умирает, превращается в «скорбную пустыню», однако надежда на возрождение, хотя и слабая, заключена в Деве — чисто духовной идее (идее новой, «Опытной» Невинности), и, насыщаясь ею, Старик постепенно молодеет (впитывает новую веру).

20–21: Постепенно духовная идея начинает менять облик, в ней появляется Обман, и она насаждает заросли, в которых блуждают дикие звери, — «Дольний Дом» приобретает отчетливо зловещий оттенок. Здесь вновь звучит отголосок того, что Блейк разочаровался в способности духовной идеи изменить земную жизнь.

22–26: Здесь появляется новая идея (Дитя), тогда как Дева, ставшая Старухой, одряхлев, начинает умирать. Однако при этом и она оставляет свои плоды; как в случае с Идеей-Сыном, следует описание «обновленной реальности». В данном случае Блейк описывает состояние гармонии внутреннего идеала с внешним миром (в его мифологии это состояние названо Беула). Однако это мнимая и недолговечная гармония: новая идея, которая питает ее, — это Заблудшее Дитя, ибо мир Беулы очень похож на мир «Песен Невинности» (недаром Блейк использует пасторальные образы) — иллюзию, которая теперь ассоциируется у Блейка с притворством и религиозным ханжеством.

Заблудшее Дитя это «ложный Мессия», младенец — Христос фарисейской религии. Восклицанием «Родилось!» Блейк явно намекает на библейское пророчество: «Ибо младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его…» (Исайя, 9: 6). Беула превращается в царство фарисейства и духовного бесплодия, и нужна новая идея, чтобы обновить ее; а далее все следует по кругу.

Прошло сто семьдесят лет с того дня, как тело Блейка опустили в безымянную яму для нищих, — хоронить умершего было не на что, заботы о погребении взял на себя город Лондон. Давным-давно в знаменитом Уголке поэтов Вестминстерского аббатства стоит доска, удостоверяющая, что выгравированное на ней имя принадлежит истории. Для англичан такое свидетельство весомее, чем высказывания любых авторитетов. Хотя и высказывания можно было бы приводить десятками, а простое перечисление книг о Блейке заняло бы половину этого журнального номера.

Все относящееся к его биографии, похоже, выяснено до последних мелочей — насколько подробности поддаются выяснению, когда дистанция времени уже так велика. Вроде бы должен быть исчерпан и репертуар допустимых интерпретаций оставленного им наследия. Но так только кажется. Пристальный