дом наш неприступен, как крепость: если закрыть ставни, он хорошо защищен. Впрочем, его никогда не трогали благодаря индейскому родству Рено.

— Рено, наверное, доволен, что ты здесь за всем присматриваешь?

— А что мне еще делать? Это моя жизнь.

— Я думаю, все было бы по-другому, задумай ты выйти замуж.

Француженка рассмеялась.

— Кто меня возьмет в мои лета?

— Многие не отказались бы, — уверенно сказала Элиз.

— Но мне это без надобности. Боюсь, что я слишком независима, слишком привыкла все делать по- своему и уже не смогу подчиниться власти мужа. К тому же я столько раз видела, как мой дядя изменял графине. Я хорошо помню тот день, когда она обнаружила, что у графа есть законные наследники. Это произошло, когда приехал Рено. Для нее это был большой удар. Нет, когда я была моложе, я бы еще могла доверить свою жизнь мужчине, но теперь это уже невозможно.

— Однако Рено ты доверяешь?

— Он наполовину начез, и ему присущи индейские понятия о чести.

Элиз стала энергичнее обмахиваться веером, а затем сказала:

— Странно, что человек, который пытался скрыть свой первый брак, завещал дом сыну от этого брака.

— Отец никогда не отказывался от Рено. То, что он наследник, не разглашалось по его собственной просьбе — ни тогда, ни позже. Знали только домочадцы, а потом еще и графиня. Думаю, мой дядя объявил ей об этом из мести — хотел наказать ее за какую-то придворную интрижку.

— Похоже, он был жестоким человеком.

— Скорее, разочаровавшимся. Он приехал в Луизиану с д'Эбервилем в 1698 году и три года провел здесь, живя среди начезов. Насколько мне известно, он был счастлив, но по долгу службы ему пришлось уехать. Он думал, что сможет забыть свой брак с прекрасной дикаркой, но ошибся.

«Ошибка, которую постарался исправить Рено, — подумала Элиз. — Точно так же, как он попытался помочь мне…»

На следующий вечер Элиз шла по тропинке, а мысли ее снова и снова обращались к мужу. Рено хорошо удавались благородные жесты, за это она и любила его, несмотря на все недостатки. Хотелось верить, что, когда год назад он предложил ей разделить с ним ложе в обмен на безопасность, его мотивы были чисты, что им руководило желание помочь ей обрести радость земной любви. Но, скорее всего, это было не так. Он просто желал ее и сделал все, чтобы добиться своего. Что ж, такая уверенность и прямота тоже заслуживали уважения…

Где он сейчас и что делает? Думает ли о ней? Вспоминает ли он это место под деревьями, где она впервые благосклонно приняла его любовь? Мечтает ли он о том, чтобы вновь пережить этот момент? Не жалеет ли он, что согласился стать военным вождем, вместо того чтобы остаться здесь, в своем доме?

Рено спас и сохранил народ своей матери, по крайней мере на время. В конце концов, ему ничего другого не оставалось, как предпочесть начезов, и он трезво рассудил, что ей будет лучше среди французов…

Боже, что произойдет, если французы обнаружат еще одно укрепление начезов? Станет ли оно новым фортом Доблести? Или Рено придется всю свою жизнь скрываться в лесах от возмездия, которого он не заслужил?

Элиз упала на колени и, протянув руку, подобрала сухой прошлогодний кленовый лист. Именно на этом месте они с Рено лежали обнаженные, подобно язычникам, наслаждаясь своими ощущениями. Она склонила голову, слезы навернулись на глаза и закапали на сухой листок, который дрожал в ее руке.

Элиз прожила у Клодетт больше месяца, когда до них дошла весть о том, что в Новом Орлеане организовали еще одну экспедицию для подавления восстания индейцев. Командовал ею Алексис де Перье, брат губернатора. В начале декабря его отряд вышел к устью Черной реки. Рождество не принесло особых новостей, а в конце

января стало известно, что французы обнаружили врага и начали осаду.

В течение длительного времени Элиз ничего больше не удавалось узнать, хотя она спрашивала каждого священника и торговца, которые появлялись в окрестностях форта Сан-Жан-Баптист. Наконец приехал один из участников битвы и рассказал об осаде. В течение двух первых дней французы безрезультатно обстреливали форт, а затем пушечное ядро попало в центр форта, туда, где собрались женщины и дети начезов. Раздались ужасные крики, многие были убиты и ранены. День клонился к закату, когда появился воин с трубкой мира.

Перье отказался его принять, но потребовал, чтобы вышел сам Большое Солнце. Если же вождь не выйдет, то все мужчины, женщины и дети в форте будут заколоты, как только французы войдут в него. Наконец появился Большое Солнце, сопровождаемый Сен-Космэ и Лесным Медведем. Военный вождь был оставлен командовать фортом. Они разговаривали с французским генералом под дождем. Когда дождь перешел в ливень, Перье предложил начезским вождям укрыться в близлежащей хижине, построенной для офицеров. Как только они зашли внутрь, снаружи была выставлена охрана, и индейцы стали пленниками.

Держа Большое Солнце заложником, Перье потребовал сдачи форта. Наступила ночь, а ответа все не было. Лесному Медведю удалось бежать под покровом темноты. На рассрете первая жена Большого Солнца вместе с детьми вышла из форта и присоединилась к мужу. Перье приказал ей вернуться к начезам и передать, что он сожжет всех заложников на костре, если военный вождь не сдастся сам и не сдаст форт. Наконец вышел Рено, окруженный женщинами, детьми и стариками, за ними следовали безоружные воины.

Всего в тот день было захвачено около четырехсот начезов.

— Не знаю, что собирается сделать с ними командующий, — сказал солдат, — но он отсылает их в Новый Орлеан. Поговаривают, что он и его брат-губернатор собираются продать индейцев в рабство в Сан-Доминго. Таким образом они навсегда избавятся от вождей, которые вновь могли бы объединить разрозненных начезов. Оставшись без потомков рода Солнца, это племя станет таким же, как и все другие, ничуть не лучше.

Выслушав рассказ солдата, Элиз отправилась в хижину Маленькой Перепелки и Пьера. Из-за плохой погоды они не уехали в торговую поездку, а решили провести самые тяжелые недели довольно короткой зимы неподалеку от форта Сан-Жан-Баптист.

Когда Пьер открыл дверь, Элиз не стала тратить время на приветствия.

— Мне нужно срочно попасть в Новый Орлеан! — воскликнула она, хватая его за руку. — Отвезешь меня?

Они уехали на следующее утро. Красная река и Миссисипи были полноводны из-за недавних дождей, течение мчало их быстро. Небо, затянутое грязно-серыми тучами, обещало новые дожди, дул сырой, пронизывающий до костей ветер. Пьер нанял воина из начеточе, чтобы тот помог ему грести, но Элиз и Маленькая Перепелка тоже очень старались — главным образом, чтобы не замерзнуть.

В Новом Орлеане все было как всегда. Элиз уже внутренне приготовилась к тому, что ей придется выносить ликование горожан, выслушивать речи, обличающие проклятых дикарей и особенно их военного вождя — предателя, из-за которого так много месяцев продолжалась война. Однако жизнь в городе шла своим чередом. Плоскодонки разгружались у низкой пристани; неподалеку на площади индейцы разложили для продажи корзины и вещи, расшитые бисером; немцы и швейцарцы из Ле-Кот-де-Аллеманз привезли молоко, масло, сыр и зимние овощи. Мужчины и женщины пробирались по грязным улицам в башмаках на деревянной подошве. Все были заняты своими делами, на лицах отражалась озабоченность, но никак не злость или волнение.

Город изменился с тех пор, как Элиз была здесь последний раз. Во время подготовки к военным действиям губернатор Перье приказал построить стены, соединившие четыре угловых форта, находившихся в разных сторонах города; по внешнему периметру этих стен были вырыты рвы. Близ городской площади была построена каменная оштукатуренная церковь. Широкие и прямые улицы снабдили сточными канавами, окружившими каждый квартал, словно маленький остров. Во многих местах сделали тротуары и деревянные мостки через канавы, по которым стекали помои и жидкая грязь. Эти необычные деревянные переходы были