К счастью, хозяина в хижине не было — к счастью потому, что как только Элиз в ней оказалась, женщины тотчас же принялись раздевать ее. Она пыталась сопротивляться, но женщин было так много, что сопротивление оказалось бесполезным. Через короткое время Элиз была полностью раздета. Женщины откровенно и оценивающе разглядывали ее белое тело и медового оттенка каштановые волосы, позлащенные отблесками огня. Одна из них пощупала сосок Элиз, затем провела рукой по ее бедру и, по- видимому, сказала что-то неодобрительное по поводу ее стройности. Другие засмеялись, а затем подтолкнули Элиз к широкой скамье, стоявшей посередине. Они уложили ее, укрыли мехами и вышли одна за другой, закрыв за собой дверь.

В хижине было тепло, даже душно от дыма, собиравшегося клубами под потолком. Элиз бездумно разглядывала плетенные из тростника коврики, сушеные травы, испускавшие свой аромат в жарком воздухе, разнообразное оружие, звериные шкуры, когти медведей и пантер, полоски кожи, привязанные к балкам. Она не знала, что будет дальше, и у нее даже не было сил об этом беспокоиться. Огонь примитивных светильников мигал, отбрасывая диковинные тени на высокие стены, мех приятно согревал, и наконец она прикрыла воспаленные глаза.

Невысокая индейская женщина ходила по хижине. Она разожгла огонь, поставила варить кашу, принесла охапку кедровых ветвей и разложила их под лавками, чтобы отпугивать блох. Рено делал вид, что не замечает ее, как принято у индейцев: он давал ей спокойно делать свои дела и в то же время не позволял беспокоить его. Так он был воспитан, и это настолько вошло в привычку, что он едва осознавал ее присутствие.

Он лежал на боку, до пояса укрытый мехами, опершись на локоть, и с нежной улыбкой смотрел на Элиз. Она лежала лицом к нему, одна рука поверх одеяла; ее глаза были закрыты, во сне она дышала ровно и глубоко.

Рено заметил, что под глазами у нее залегли синие тени, щеки обветрены, а губы высохли и потрескались от холодов, которые пришлось перенести во время перехода. Но, несмотря ни на что, она казалась ему прелестной. Элиз даже не пошевелилась, когда он лег рядом с ней поздно ночью, и его присутствие, казалось, не беспокоило ее. Только один раз, ближе к рассвету, когда он обнял ее, она, не просыпаясь, повернулась и прижалась к нему. Такое бессознательное приятие показалось ему необычайно трогательным и многообещающим.

Ее открытая ладонь, лежавшая поверх одеяла, была вся в синяках, и он про себя еще раз проклял человека, причинившего ей боль. Но Рено сознавал, что в этом есть и его вина. Он так старался запугать ее и сделать покорной, что не подумал о последствиях. Индейцы приняли ее за рабыню, за его наложницу, и Лесной Медведь вел себя соответственно.

Нет смысла отрицать, что ему доставило некоторое удовольствие силой заставить ее подчиниться своей воле. Это произошло еще до того, как она чуть не заблудилась в лесу, прячась от него, до того, как ей пришлось отчаянно защищаться от его двоюродного брата, Лесного Медведя. Все, что он увидел в ней тогда, была ее болезненная ненависть к нему. А ведь он знал, что Элиз пришлось вытерпеть от своего мужа, этой грубой скотины! Как же он мог опять подвергнуть ее всему этому?!

Невыносимо было даже думать об этом. С глазами, потемневшими от боли и стыда, Рено наклонился к ней и прижался губами к ее бледной руке.

Веки Элиз задрожали и открылись. Она посмотрела на него долгим взглядом, словно осознавая, где она и что происходит, а потом резко отпрянула и прислонилась к стене хижины.

— Любуешься? — спросила она напряженным голосом.

Рено удивился точности ее догадки, но ответил небрежно:

— С чего бы это?

— Кажется, ты когда-то сказал, что тебе нравится мысль сделать меня рабыней. Ты должен быть счастлив, что твое желание осуществилось!

— Кажется, я действительно счастлив, — медленно произнес он. — Хотя и не считаю тебя рабыней.

Она отвернулась, не в силах выдержать взгляда его ярких серых глаз.

— А кем же ты меня считаешь? Не потому ли вчера вечером твои женщины привели меня сюда, раздели догола и положили в твою постель, что я почетная гостья?

— Это не мои женщины, — ответил он сухо.

— Они подчинялись твоему приказу.

— Я попросил их присмотреть за тобой. К сожалению, у женщин племени начезов свои представления о гостеприимстве.

— Так ты не ожидал обнаружить меня здесь? — вспыхнула Элиз.

— Это был приятный сюрприз.

Внезапно неподалеку раздался тихий смешок — результат долго сдерживаемого веселья. Услышав его, Элиз приподнялась на локте и посмотрела через широкое плечо Рено. В десяти футах от ее руки сидела на корточках у огня индианка. Ее глаза светились радостью, рукой она зажимала смеющийся рот. Элиз нахмурила брови, но гнев ее быстро остыл.

— Маленькая Перепелка! Это ты?

Маленькую Перепелку когда-то продали мужу Элиз собственные родители, она стала для нее почти что другом в этом новом мире. Обе они были несчастными жертвами Винсента Лаффонта. С тех пор как Маленькая Перепелка вернулась в свое племя после смерти Винсента, Элиз видела ее только дважды: женщины начезов редко далеко уходили из своих деревень.

— Извините меня, пожалуйста, мадам. Я старалась не шуметь, но это так смешно, что вы не хотели делить ложе с Ночным Ястребом! Ведь большинство молодых женщин душу продадут, чтобы только доставить ему удовольствие. А он-то позволил вам спокойно спать!

Рено посмотрел на индианку с ленивой улыбкой.

— У тебя извращенное чувство юмора.

— Я тебя обидела, Великий? — спросила она, а затем озабоченно повторила вопрос на языке начезов.

— Возможно, я прощу тебя, если ты приготовишь вкусный завтрак, — ответил он, потягиваясь.

Маленькая Перепелка взглянула на Элиз с шаловливой улыбкой.

— Как же это вы не захотели угодить такому доброму человеку?

— А вот так! — отрезала Элиз. — Он самоуверен, деспотичен и слишком многое принимает как должное.

— Тогда вы должны его изменить. — Маленькая Перепелка глубокомысленно кивнула.

— Боюсь, что это мне не удастся. Ну а как твои дела?

— Мои-то хорошо. В последний раз, когда вы меня видели, я была женой, а сейчас я вдова.

Элиз вздрогнула, вспомнив свой разговор с мужем Маленькой Перепелки в то утро, когда произошла резня. Ей показалось тогда, что он собирается ее убить или взять в плен.

— Вдова? Как же это случилось?

— Он нашел свою смерть в бою, и о такой смерти можно только мечтать: он умер рядом с вождем, которого теперь должен заменить Ночной Ястреб.

Элиз села на постели, прижимая черный медвежий мех к груди.

— Я сочувствую тебе.

— Это уже прошло, — тихо ответила Маленькая Перепелка.

Скуластое лицо молодой индианки стало замкнутым, на нем появилось выражение стоического терпения. Элиз поняла, что надо сменить тему разговора.

— Когда мы вчера приехали, я не увидела никого из французских женщин и детей. Хочу спросить, как они? Хорошо ли с ними обращаются?

Маленькая Перепелка отвернулась и начала помешивать кашу.

— С ними все в порядке, особенно с теми, кто хочет работать. Боюсь, что дела не так хороши у тех, кто привык бездельничать. Для женщины из племени начезов желание трудиться — величайшая добродетель, и лентяям нет оправдания.

Элиз подумала, что некоторым женщинам, которых она знала, жизнь у индейцев должна казаться очень