— Ты подонок!

— Это не помешает мне удержать тебя.

Вконец выведенная из себя, Элиз замахнулась и ударила его кулаком. Рено схватил ее за запястье и отвел руку за спину, так что она приблизилась к нему почти вплотную. Боль в запястье была резкой, но Элиз ее не замечала.

— Пусти меня! — прошипела она. Его рот находился всего в нескольких дюймах от ее рта, когда он заговорил:

— Будь осторожна. Я не позволю тебе впредь ставить меня в дурацкое положение. Я советую тебе быть благоразумной. Если ты не послушаешься, все последствия падут на твою голову.

— В таком случае наша сделка расторгнута. С этого момента между нами все кончено. Тронь меня хоть бы пальцем — и я буду бороться с тобой изо всех сил!

— Посмотрим, — ответил он, отпуская ее руку. — Собирайся. Мы отъезжаем через четверть часа.

Конечно, Элиз не следовало предупреждать его. Она в полной мере поняла это, когда увидела свою лошадь, поводья которой были прикреплены к передней луке испанского седла Рено. Элиз стояла в дверях, раздираемая сомнениями, попытаться ли ей ускользнуть с заднего крыльца или же наотрез отказаться покинуть дом. Однако ни тот, ни другой варианты не сулили ей освобождения. Без лошади ей не уйти далеко, ее сразу же настигнут. Если же она останется в доме, то для Рено это будет лишним поводом подойти к ней и взять ее на руки, а ей вовсе не хотелось доставлять ему это удовольствие.

Единственным достойным выходом из положения казалось выйти из дома с высоко поднятой головой, ведь оставалась еще надежда, что ей удастся вырваться, когда бдительность его ослабнет.

В этот момент раздалось цоканье лошадиных копыт. К Рено подвели еще одну кобылу, изящные очертания которой ясно указывали на ее арабское происхождение. В этот момент Элиз услышала у себя за спиной голоса и обернулась. Маделейн вошла в гостиную, держа на руке два плаща. Остановившись, она пропустила вперед мадам Дусе, одетую в черное платье из плотной ткани. Лицо ее выражало волнение и беспокойство. Она повернулась и с жаром обняла Маделейн, благодаря ее за помощь срывающимся от слез голосом.

Так, значит, желанию мадам Дусе суждено было исполниться — она ехала в деревню начезов вместе с Рено. Оказывается, Элиз неправильно все поняла. Лошадь, привязанная к седлу Рено, предназначалась для пожилой женщины, которая не умела хорошо ездить, а арабская лошадь — для нее самой.

Забота Рено подействовала на нее как пощечина. Было ясно, что он не боится давать ей лошадь, зная, что сможет держать ее действия под контролем. Ну что же, пусть пребывает в заблуждении! Арабская лошадь резвее равнинных лошадей, быстрее даже его испанского скакуна — по крайней мере на коротких дистанциях. Если Элиз убежит, Рено, конечно, догонит ее, если вовремя хватится. Если…

Мадам Дусе взяла плащ и вышла за дверь. Маделейн подошла к Элиз и набросила ей на плечи другой плащ из точно такой же темной материи. Элиз негромко поблагодарила ее, но Маделейн покачала головой.

— Благодари Рено, это он велел купить плащи для тебя и для Мари. Он не пожалел времени, чтобы обеспечить вашу безопасность. — Она помедлила, а затем продолжала: — Может быть, ты хоть теперь начнешь беспокоиться о нем. У него будет очень много врагов.

— Только среди французов, — сказала Элиз с горечью.

— А также среди тех, кто откажется признать его военным вождем, кто презирает смешанную кровь.

— С этим я ничего не смогу поделать.

— Ты сможешь наблюдать и слушать. Иногда и этого бывает достаточно.

Элиз удивленно взглянула на нее. С чего это Маделейн решила, что она захочет помогать Рено? Да никогда в жизни! Впрочем, Маделейн это знать ни к чему. Элиз кивнула так, что при желании этот кивок можно было истолковать как знак согласия, и отвернулась.

Она задерживала остальных. Рено уже поднимался по ступенькам ей навстречу, плащ развевался у него за плечами, лицо было угрюмо. Встревоженная этой мрачной целеустремленностью, Элиз протянула руку в тщетной попытке остановить его. Не говоря ни слова, Рено подхватил ее на руки и начал спускаться вниз.

Элиз услышала хохот начезов, корчившихся от смеха в своих седлах, и лицо ее сделалось пунцовым.

— Пусти меня! — прошептала она в ярости, но гордость и нежелание еще больше веселить

дикарей заставили ее отказаться от сопротивления.

Рено молча понес ее туда, где уже ждали лошади, и усадил в седло. С пылающими щеками, опустив глаза, чтобы скрыть смущение и злость, Элиз поправила юбки и взяла поводья. Усевшись, она бросила испепеляющий взгляд на Рено, который уже сидел в седле и пристально наблюдал за ней своими серыми глазами.

На какой-то миг их взгляды встретились. Неожиданно Рено протянул руку, чтобы поправить ее сбившийся плащ. Этим жестом он как бы показал всем, что она принадлежит ему и никому больше. Элиз охватило безумное желание сбросить свой плащ и тем самым как бы символически перечеркнуть его жест. Однако она не решилась это сделать.

Один за другим они выехали со двора. Рено ехал во главе колонны, за ним следовала Элиз, а потом и все остальные, причем мадам Дусе была где-то в середине. Когда свернули с проселка и въехали в лес, стало холоднее, потому что солнце едва проникало сквозь густое переплетение ветвей у них над головами. За то время, что они провели во владениях Рено, листья опали, и только некоторые буки и дубы еще шуршали своим коричневым нарядом. С голых ветвей деревьев свисали седые бороды мха, плотный ковер опавших листьев приглушал стук копыт.

Отряд быстро продвигался вперед, оставляя позади мили. Элиз было странно, что мадам Дусе держится так спокойно. Казалось, ей безразлично, что ее окружают начезы; возможно, среди них были даже и те, кто убил ее мужа и увез дочь и внука. Какая необычная логика помогла ей справиться со своими страхами? Надеялась ли она, что ей не причинят вреда из-за присутствия Рено? Или она просто уже не боялась плена, раз сама решила присоединиться к французским женщинам и детям?

Элиз надеялась, что ее собственное поведение было таким же спокойным и невозмутимым. Однако в душе у нее все переворачивалось по мере того, как они все дальше и дальше удалялись от дома, приближаясь к стране начезов. К ее бессильной ярости примешивалось горькое разочарование. Она столь многого лишилась: дома, семьи, земель — всего, что досталось ей такой ценой. Теперь у нее не осталось даже самоуважения, потому что она оказалась во власти человека, предавшего ее, стала его рабыней…

Будущее представлялось Элиз мрачным и беспросветным. Если бы она поехала в форт Сан-Жан- Баптист, то перед ней открылись бы неограниченные возможности. Сан-Амант и Паскаль, должно быть, уже проделали большую часть пути туда. Как жаль, что она не смогла даже попрощаться с ними! Они выжили все вместе, и хотя Элиз не могла назвать их своими друзьями, между ними возникло своего рода нерасторжимое родство. Ее беспокоило, что они думают по поводу ее отказа продолжить с ними путь к форту.

Погода не стала теплее, небо затянули облака. Время от времени отряд останавливался, чтобы дать отдых лошадям, но Элиз не успевала опомниться, как уже вновь скакала вперед.

Однажды ближе к вечеру Рено замедлил шаг своей лошади и поехал рядом с Элиз. Он был почти любезен — очевидно, его радовало, что он возвращается в поселок, где живет народ его матери. Он назвал ей имена индейцев, которые ехали вместе с ними. Среди них был Лесной Медведь — крупный и свирепый на вид мужчина из рода Солнца. Рено объяснил, что его назвали так по имени черного медведя, который при встрече никогда не уступает никому из зверей дорогу. Он был вождем Флауэр-Виллидж, второго по значимости поселка после Большой Деревни. Там были также Длинная Шея, Рыжая Лиса, Ревущий Олень, Пущенная Стрела; многие из них приходились родственниками Рено — такие же высокие и широкоплечие, как он, но кожа у них была темнее. Их грудь и плечи покрывали татуировки, у некоторых геометрические узоры украшали щеки, а в ушах у большинства были вставлены золотые кольца или серьги из раковин. Все они были постоянно начеку и ни на минуту не расставались с оружием, будь то мушкет, или лук со стрелами, или же маленький топорик, заткнутый за пояс. В их настороженной бдительности сквозила угроза, и это