садилась только с позволения стариков. И когда Паок попросил у Глима разрешения учиться волшебной игре белых, старик такого разрешения не дал: он заявил, что будет учиться сам. Старик добавил с важным видом, что игра эта для него не новость, что, когда он жил в Гренландии, он видел, как играли в неё белые люди, только у них фигуры выглядели по-другому, гораздо непригляднее, чем эти, сделанные мастерами его племени.

Глим оказался способным и упорным учеником. Он быстро усвоил правила игры и недели через две сделался завзятым шахматистом. Рори частенько получал мат, хотя виной тому была не столько хорошая игра Глима, сколько рассеянность пленника. В самый ответственный момент игры перед его взором вдруг вставала большая зала Торгильсдаля с очагом посредине, с сидящими вокруг него товарищами. Или он вспоминал туманные Гебриды, свои детские прогулки на лодке, весёлые сражения «пиратов» и «купцов»… Тогда Глим забирал у него одну фигуру за другой, и Рори моментально проигрывал партию.

Авторитет Глима, так легко и просто усвоившего мудреные правила колдовской игры, взлетел необычайно. И это отразилось на его партнёре, без которого невозможны были бы успехи вождя. «Лоли» получил в землянке лучшее место рядом с Глимом, во время еды ему подкладывали самые вкусные куски, женщины сшили ему новую, роскошно отделанную одежду. Старик сиял, когда ему удавалось выиграть у Рори, и мрачнел, терпя поражение.

Но терпеть поражения Глиму приходилось редко. Во-первых, результаты игры были глубоко безразличны юному норманну. И, во-вторых, он поддавался вождю, преследуя всё тот же хитрый план завоевать его расположение.

И вот однажды, когда они играли в кажиме в присутствии почти всех мужчин племени, Рори пришла в голову ослепительная идея.

— Послушай, Глим, — сказал он по-возможности спокойным голосом, хотя сердце его оглушительно колотилось. — Мы с тобой сыграли уже больше сотни партий, и всё впустую. А давай-ка сыграем на интерес.

— А что значит играть на интерес? — спросил старик.

И Рори, стараясь говорить понятно, объяснил Глиму, что у них, белых, заведено так. Проигравший отдаёт счастливому сопернику моржовую шкуру, или связку клыков, или охотничий нож (о деньгах эскимосы не имели понятия).

Мысль Глиму понравилась, но он недоумевал, что можно дать Рори: одежда у него новая, кормят пленника, как вождя, постель ему сделали из гагачьего пуха…

— А ты возврати мне свободу! — очертя голову, воскликнул пленник.

— Э-э-э, какой хитрый… — протянул старик. — Я тебе свободу, а что поставишь ты?

— Я?.. — Рори призадумался. Что же он, Рори, может, в самом деле, поставить?

— Я дам обязательство не пытаться бежать этим летом!

Теперь задумался Глим. Ставка Рори показалась ему неравной.

— А ты подумал, как трудно будет удержать меня летом? — стал горячо доказывать Рори. — Тебе у каждого каяка придётся поставить сторожа! А когда станете охотиться?

И пленник так умело развернул перед Глимом возможности летнего побега морем, что вождь заколебался.

— Ну-у… мы тебя свяжем, — нерешительно сказал он.

— Связанные в шахматы не играют! — отпарировал Рори.

И демон азарта, вселённый пленником в голову старого вождя, взял верх. Сыграло роль ещё и то обстоятельство, что в последнее время Глим выигрывал у юноши каждые четыре партии из пяти. Простодушный старик не догадывался, что Рори сдавал ему партии умышленно.

— Эх, ладно! — грохнул Глим кулаком по столу. — Выиграешь, твоя свобода! А ты… ты, Лоли, действительно не будешь пытаться бежать? — осторожно спросил он.

— Я-то не буду, слово викинга! — Рори вытащил из-за пазухи крест и поцеловал.

Скрелинги знали силу этого амулета и поверили Рори.

— Но поклянись и ты! — потребовал пленник.

Глим поклялся на священном ожерелье, снятом с шеи шаманки Линги.

Теперь, если кто-нибудь из двоих нарушит клятву, его ждёт вечный позор в этой жизни и за гробом.

Партия началась. Жребий играть белыми выпал Рори, и он увидел в этом счастливое предзнаменование. Теперь юноша был весь внимание. От исхода этой партии зависела его будущность, и Рори вложил в игру все свои знания, весь немалый опыт.

В те времена не было шахматных часов, игроки не знали, что такое цейтнот,[106] и Рори подолгу думал над некоторыми ходами. С его стороны это было весьма умно, потому что самоуверенный Глим, привыкший в последнее время к лёгким победам над Рори, ходил не раздумывая.

Многочисленные зрители сидели затаив дыхание. Они ничего не понимали в игре, и она казалась им каким-то колдовским делом, сказочным состязанием, где бились, наступали и отступали по чёрно-белому полю грузные моржи, свирепые медведи, улыбчивые дельфины, где смелые охотники с прямыми чёрными волосами, не жалея себя, уходили в другой мир за своих вождей (так понимали скрелинги исчезновение фигур с доски).

Азарт игры захватил и их, молчаливых и ничего не понимающих свидетелей жестокой, отнюдь не шуточной схватки. В душе большинство их, особенно молодёжь, «болели» за Рори, они понимали, как тяжёл юноше плен среди чужого народа. Но они боялись выражать свои чувства открыто, их лица были неподвижны, и лишь в узких чёрных глазах проскальзывали искорки одобрения, когда им казалось, что у Рори дела идут на лад.

Противники не имели ни малейшего понятия о шахматной теории, да и вряд ли она существовала в те времена. Игроки ходили что называется по вдохновению.

Рори начал игру ходом белого охотника. В ответ Глим передвинул своего. Страшный медведь Рори перескочил через своего охотника, угрожая чёрной пешке, выдвинувшейся вперёд.[107] Зрители восхищённо покачали головами: какой сильный и ловкий этот зверь — прыгает через людей! Глим ответил ходом своего медведя, защитив чёрного охотника от посягательств чужой фигуры.

Рори подумал:

«Когда-то дельфины спасли меня от гибели. Пущу-ка я в плавание дельфина, и пусть это принесёт мне счастье!»

И он отправил своего дельфина (слона) почти к самому вражьему логову. Глим выставил своего дельфина. Чёрный и белый дельфины стали рядом, казалось, они вот-вот начнут весёлую игру…

И так постепенно, ход за ходом, развивалась партия. Ни та, ни другая сторона ещё не получила перевеса. Потом начались размены пешек и фигур, но и тут равенство сторон сохранялось.

И вот Рори задумал устроить своему противнику ловушку, успех которой сразу принёс бы ему победу. К этому времени шаманки (ферзи), уже в ту эпоху являвшиеся самыми сильными фигурами, покинули свои места рядом с королями и угрожали вражеским фигурам. И тут юноша умышленно подставил под удар чёрной шаманки своего незащищённого дельфина.

«Милый морской зверь, — думал юноша, — когда-то ты вынес меня из грозного моря, а теперь помоги вырваться из постылого плена…»

Сердце Рори билось часто и тревожно. Лишь бы противник не разгадал его хитрость. Но Глим, обрадованный возможностью получить материальное преимущество, без раздумий взял белого дельфина. Рори шумно вздохнул.

Свершилось! Рори нанес смертельный удар! Своим конем-медведем он сделал двойной шах — сразу вражескому вождю и шаманке. По правилам шахматной игры полагается спасти короля, и старый Глим убрал его на безопасную клетку. Зато шаманка, самая сильная фигура, предводительница медведей, моржей, охотников, была безвозвратно потеряна!

Рори внутренне ликовал, а из уст его тайных болельщиков вырвался приглушённый ропот восхищения. Как бы слабо ни разбирались они в волшебной игре, придуманной белыми людьми, они поняли: