Кромсая отбивную, я пытался сложить парящие вокруг моей головы детали в ясную картину. Ничего не выходило. Я представлял Беконфилда развратным, корыстолюбивым, жестоким — черт, ведь я склонялся к этой триаде еще до того, как встретился с ним в первый раз. И мои предположения не подтвердились. Нашлось бы не так много преступлений, которые поколебали бы положение кровного дворянина, но призывание твари из пустоты и принесение детей в жертву было как раз одним из таких преступлений. Если Веселый Клинок будет схвачен, его имя не поможет ему уйти от ответа. Он бы повесился или принял отраву, дожидаясь суда. Герцог, несомненно, потратил большую часть своей жизни на плавание среди бурлящих придворных вод, стараясь обойти своих соперников с помощью грязных интриг, а время от времени и грубой силы, но все это обычные увлечения знатных, как юношей, так и стариков. Аристократы чересчур беспечны с тем, чем владеют, и готовы все поставить на карту — вот почему ими легко манипулировать. Какую цель мог бы преследовать герцог, чтобы игра оправдывала такой риск?

И если Беконфилд не имел к этому отношения, то почему же талисман Селии наполовину прожег мне грудь во время нашего с ним разговора? Губил ли герцог свою душу в стремлении достичь каких-то иных целей, совершенно не связанных с делом, которое расследовал я?

Возможно, прав был Лин Чи, и все эти события являлись только частями хитроумного плана, составленного Старцем ради того, чтобы ликвидировать потенциальную угрозу своему могуществу. Но и тут многое не срасталось. Я не питал иллюзий насчет моего бывшего босса, однако натравливание уродливого создания на жителей Низкого города привело бы к ненужным последствиям и стало бы слишком высокой ценой расправы с бандой средней руки, пусть даже и руководимой таким подонком, как мой уважаемый брат. И если бы Старцу понадобилось жизненное пространство, он не пошел бы на такие сложности, как похищение ребенка, а спустился бы в подземелье и выбрал бы для жертвы какого-нибудь сукина сына. Кроме того, Старец не настолько глуп, чтобы втягивать меня в свои интриги, едва ли он позволил бы мне идти по его следу. Нет, если за всем этим стоял Старец, я никогда не вышел бы из Черного дома живым.

Или все же?..

Может быть, Лин Чи пробовал манипулировать мной и наша беседа была только уловкой, попыткой сбить меня со следа. Я был уверен лишь в том, что в этом деле был замешан какой-то киренец. До меня доходило немало слухов о черной магии еретиков, хотя в прошлом я приписывал сплетни к общераспространенной расовой антипатии. Быть может, организатором был другой синдикат или игрок при дворе… Или даже это могло быть дьявольское возмездие дренцев.

Допивая остатки пива, я попытался снова собраться с мыслями. Вокруг меня слишком сильно галдели, и я не мог представить ясную картину игры, не говоря уже об игроках. Когда-то я лучше справлялся с такой задачей, но уже долгое время этим не занимался: роль преуспевающего преступника требует несколько иных навыков и умений, нежели ремесло сыщика. Да и полдесятка лет увязания в трясине общества, разумеется, не пошло на пользу моим дедуктивным способностям. Быть может, Криспин был прав, и я отошел слишком далеко от дел, чтобы участвовать в этой игре, моя сделка со Старцем была только глупым пари, отсрочкой неизбежного.

Погруженный в думы, я возбуждал презрение к самому себе, когда пара быстрых хлопков по плечу отвлекла меня от моих размышлений. За моей спиной стоял Воробей, с красным лицом, не то от унижения, не то от холода. Я был удивлен и слегка впечатлен. Я-то думал, что ему понадобится хотя бы день, чтобы набраться храбрости вернуться и понести заслуженное наказание.

Однако он пока не был готов начать разговор, так что я решил ему в этом помочь:

— Вернулся прибрать к рукам добрый фарфор Аделины? Он в кухне, можешь получить за него несколько серебреников.

— Вы ведь тоже крадете.

— Но не от скуки. Не оттого, что я увидел что-то блестящее и захотел иметь эту вещь у себя. Воровство — это тактика, не развлечение. Я делаю это не оттого, что у меня есть пара минут свободного времени и мне хочется их чем-то занять. И я никогда не краду у друга, никогда не беру у того, кто был добр со мной. — (Мальчишка отвел глаза.) — Кроме того, дело не в том, что ты украл. Дело в том, что ты сделал глупость. Я готов принять злодейство, но глупость предосудительна.

Как и большинство людей, Воробей предпочел бы прослыть безнравственной личностью, чем дураком.

— Никто не поймал, — возразил он.

— Хочешь этим сказать, что тебе удалось ускользнуть за входную дверь. И что с того? Хозяин теперь заметил пропажу, а ты сжег мостик к одному из самых влиятельных людей Ригуса ради карманной мелочи. Прекрати мыслить как уличный бродяга. Если не научишься видеть дальше следующей миски с обедом, то в одно прекрасное утро проснешься с набитым брюхом и ножом в груди.

— Я и есть бродяга.

— Это еще одна тема, которую нам надо с тобой обсудить. У меня будет для тебя больше работы, и я не могу бегать за тобой всякий раз, когда мне понадобится что-нибудь передать. Отныне ты будешь ночевать в трактире.

— А если я не хочу?

— Ты не раб. Предпочитаешь канаву постели — это твой выбор. Только в таком случае потеряешь работу. Мне не нужен помощник, которого я должен разыскивать по полдня.

Последовала долгая пауза.

— Согласен, — наконец сказал он.

Теперь Аделина пару часов перестанет на меня злиться. Но Перворожденный ничуть не милосерднее Старца.

— Отлично, — продолжил я. — Сейчас беги в имение лорда Беконфилда. — Я быстро назвал ему адрес. — Скажешь привратнику, что я хочу прийти сегодня вечером и донести весь товар, который обещал.

Мальчишка исчез. Я вернулся к остаткам пива, мечтая о том, чтобы все мои трудности разрешились так же легко, как и домашние проблемы.

Я вспоминал о своих первых днях работы агентом, о тех временах, когда еще не связался с Особым отделом, когда вдвоем с Криспином мы ломали двери и распутывали следы. У нас двоих это хорошо получалось. Криспин был наблюдателен, очень наблюдателен, но я был лучше. Тогда я научился чему-то, узнал о природе преступления и о том, как ведут себя люди, чтобы оставаться вне подозрений. Решение головоломки — это не поиск ключей к разгадке и не удача с подозреваемым. Чтобы распутать дело, необходимо понять, что искать, мысленно сопоставить факты. И если сумел поставить правильные вопросы, то ответы найдутся сами.

Большинство преступлений — это зловредные плоды страсти, и совершаются они близкими самой жертвы. Пьяный муж приходит домой и бьет жену молотком; застарелая вражда двоих братьев внезапно переходит в открытое насилие. Такие преступления отвратительны и ничтожны, но легко расследуются. Но если это не такой случай, если явный подозреваемый отсутствует, тогда у тебя появляется первый вопрос.

Кому выгодно совершение данного преступления?

Однако в моем случае это не помогало. Первого ребенка убил извращенец, в мотивах которого не было ничего загадочного. Удовлетворение похоти, желание заглушить безумные голоса, гремящие эхом в его голове посреди безмолвия ночи. Что же касается случая со второй девочкой, то, если подозрения Мариеки на жертвенное убийство верны, мотивом могло послужить буквально все, что угодно.

Но тогда в этом, кажется, уже что-то есть, ведь так? Ритуальное убийство — чудовищное преступление, требующее самых жестоких ответных мер. И кто бы ни совершил его, должно быть, он находился в отчаянном положении, чтобы пойти на такой риск.

Я не знал, почему они сделали это, но, по крайней мере, образ зверя, на которого я вел охоту, начинал вырисовываться в моей голове. Если не удается установить мотив, тогда нужно переходить к возможности: кто способен совершить подобное преступление?

Здесь у меня было чуть больше пищи для размышлений. Мы имели дело не с кражей кошелька или заурядной поножовщиной. Преступления подобного рода может совершить любой мерзавец. Уродливая