Его коготки продолжали мерно постукивать.

— Мы лишь бедная, окруженная ночной мглой община, ведущая борьбу за выживание на чужой земле. Эти грязные делишки, отвратительные деяния мрачного и извращенного разума… Все это грозит нарушить тонкое равновесие между нашей крошечной стайкой и морем акул, в котором мы плывем. — Я ничего не ответил, и через пару мгновений Линь Чи продолжил: — Я лишь престарелый дед, чьи соотечественники, заблудшие в хаосе вашей страны, ищут совета и защиты. То ничтожное уважение, которое я заслужил, испарилось бы, словно роса поутру, не будь я способен защитить их от неправедных нападок притеснителей.

— Благословением богов деяния убийцы раскрыты, и угроза детям Небесного императора миновала.

Ногти Лин Чи прекратили отбивать такт.

— Угроза не миновала, — прошипел он, и я испугался, что наша беседа вот-вот обернется насилием. Однако он потерял хладнокровие лишь на миг, вспышка гнева была такой краткой, что я едва был уверен, что она не померещилась мне. Его пальцы вновь забарабанили в привычном ритме, и некоторое время в полумраке комнаты слышалось только эхо их стука. — Нашли еще одного ребенка. Ужасное событие. Твои собратья уже взывают к отмщению еретикам. Уже требуют ответных мер.

Я постарался сохранить непроницаемый вид. Еретики — удобная мишень для круглоглазых, но и угроза насилия с их стороны — одна из причин, позволяющих народу Лин Чи держаться на равных с другими. Так на что же он жаловался?

Лин Чи подал знак слуге, и тот поднес трубку во второй раз. Лин Чи приложился к ней и выпустил впечатляющее облако пара.

— Сегодня я ужасно волновался за безопасность моего близкого друга.

— Мне лестно слышать, что столь высокое лицо находит мое благополучие достойным внимания.

— Этим утром блуждающее око поведало мне, что мой друг был арестован агентами Короны, — Лин Чи прищелкнул языком, что следовало понимать как знак сожаления, причудливый и неестественный, похожий на то, как волчица вылизывает новорожденного. — Ужасным было отчаяние в моем доме. Я велел своим слугам облачиться в белые одежды и начать сорокадневный траур, как полагается чтить смерть дорогого товарища. — Он повесил голову в притворной скорби, соблюдая положенную минуту молчания. — И потом произошло нечто необыкновенное! — Улыбка вновь появилась на его губах, хотя и не дошла до его глаз. — Пришло новое послание. Мой союзник вышел из дома правосудия! Велика была радость, с которой мы получили известие об освобождении моего брата! Я приказал вывесить гирлянды горящих хризантем и зарубить в его честь черного петуха. — Он задумчиво вскинул голову. — Но при всей моей неподдельной радости любопытство не оставляло меня. Ибо, сколь много рассказов ни слышал я о тех, кого забирали в подвалы Черного дома, никогда не доходила до моих ушей весть о человеке, которому позволено было оттуда уйти.

— Визит моих бывших коллег стал для меня неожиданностью, как и мое освобождение. Ужасны деяния правительства, не живущего в гармонии с небесами.

— Бывших коллег…

— Утонченность слуха моего друга сравнима лишь с совершенством его понимания.

— Слуги твоей королевы коварны, их цели непостижимы. Велика должна быть важность того, кто вовлечен в замыслы Черного дома.

Разрозненные части сложились, и я наконец постиг цель этого нескончаемого расспроса. Лин Чи думал, будто Старец играет против него, будто смерть киренца была первым ходом, будто я втянут в эту игру и мой арест служил прикрытием нашей встречи. Невероятность подобной схемы не предоставила бы мне надежной защиты от кинжалов головорезов Лин Чи, случись ему довериться своим подозрениям.

— Какую важность могут представлять честные граждане для законных властей, если только не затуманены их глаза?

— Думаю, мой брат в этом прав. И все же… Я простой человек, — сказал он, сделав паузу, чтобы дать нелепому заявлению время раствориться в дыму. — Потому говорю со своими почтенными братьями просто. Я не ведаю, какая беда тревожит Низкий город, но не могу не заметить, что после вторжения моего друга круглые глаза жаждут крови моей родни, а Черный дом вынюхивает что-то возле моего дома.

В дальнейших спорах не было смысла.

— Слова моего союзника — вода на иссохшую землю.

Лин Чи закрыл глаза и положил ладонь на лоб, трудно было отказать ему в театральных талантах.

— Воистину заботы отцовства лежат тяжким грузом на моем челе. Многие дни задаюсь я вопросом: как мне продолжать нести эту ношу? Многие ночи мечтаю о том, чтобы император призвал меня к себе. Я нахожу утешение лишь в убеждении, что мой союзник предложит помощь моему слабому телу и успокоение стареющему разуму.

— Я забочусь о своем наставнике, как о самом себе.

— Меньшего я и не ожидал бы от столь верного друга. Товар — в баре, и я сделаю скидку на четверть в обмен на драгоценные мгновения, которые дал мне мой брат. Что до других вопросов… — Он подался вперед таким образом, чтобы позволить рабыне продолжить массаж ноги. — Запомни то, что я сказал. Я не держу намерений злить Черный дом, но им не дозволено действовать на моей территории. Я буду вынужден ответить на любое вторжение… — Он улыбнулся уродливым оскалом черных зубов, острых даже во мраке. — Самым недружелюбным образом.

Я покинул логово Лин Чи так быстро, как позволял этикет. С меня было достаточно: дым до того густо наполнял легкие, что меня начинало тошнить. Жердяй за прилавком бара вручил мне пакет без единого движения своих безжизненных глаз. Я вышел за дверь не оглядываясь.

Когда я вернулся в «Пьяного графа», вечерняя лихорадка уже началась, и в зале было полно народу. Я нашел свободное место у стойки и даже сумел отвлечь Адольфуса от выполнения своих хозяйских обязанностей, заказав себе еду и еще чего-нибудь выпить. В трактире было жарко, толчея тел и громкое жужжание голосов нагоняли на меня вялость. Я растер лоб, пытаясь прогнать сон.

Аделина принесла с кухни блюдо из мяса с картошкой и соблазнительную кружку доброго, крепкого портера.

— Благодарю, — сказал я.

Аделина довольно кивнула.

— А где Воробей?

— Улетел. Сказал, что у него какое-то важное дело.

Хотя я успешно подсовывал полуправду и чистую ложь самому опасному из киренцев Ригуса, похоже, я никогда не умел обманывать Аделину.

— Ты прогнал его, так?

— Мы не сошлись во мнении насчет достоинств права собственности. В конце концов, он вернется.

Аделина надулась во что-то существенно большее своей миниатюрной фигурки.

— В конце концов, — повторила она не столько вопрос, сколько упрек.

— Брось, Аделина. Мальчишка ночует на улице почти всю свою жизнь. Еще одна ночь ничего не изменит.

— Сегодня утром снова нашли убитого ребенка, или ты забыл об этом?

— Воробей не мой сын, Аделина, и тебе он никто. Лучше не привязывайся к нему слишком крепко. В один прекрасный момент он может больно цапнуть тебя за руку.

— Ты просто мелкая пакость, а не человек, — сказала она, затем развернулась и пошла на кухню, словно больше не желала находиться рядом со мной.

— Да, — ответил я в никуда. — Возможно.