К удивлению судьи, на ее звонок дверь Барта открыла женщина.

— Вы к Барту насчет детей? — спросила Эме, всем своим видом показывая, что она в курсе дела. — Проходите, он ждет вас в гостиной.

Бартельми поспешно выключил игровую приставку и раскрыл «Фигаро» на странице объявлений. Он ощущал себя живым воплощением нормы.

— Вот, работу подыскиваю, — пояснил он, вставая. — Здравствуйте. Вы, кажется, знакомы с Эме? Нет?

Он изобразил удивление.

— Дорогая, — обратился он затем к соседке, — не принесешь ли нам кофе?

Чуть не добавил «без „Теместы“», но вовремя удержался. Лоранс была неприятно поражена. Откуда взялась эта девица? Похоже, она была старше Барта и какая-то поблекшая. Приглядевшись повнимательнее, судья заметила, что на скуле у Эме еще не заживший порез, а нижняя губа распухла.

— Это я на лестнице споткнулась, — сказала Эме, машинально прикрывшись ладонью.

«Так всегда говорят женщины, которых бьют мужья или любовники», — подумала судья, совершенно ошеломленная.

— Мне нужно поговорить с вами наедине, г-н Морлеван, — сухо сказала она.

Бартельми повернулся к Эме:

— Извини, дорогая. Ты не могла бы нас оставить ненадолго… а, дорогая?

Эме со вздохом кивнула. Изображающий нормального, Барт выглядел в сто раз ненормальнее, чем когда бы то ни было. Когда дверь за ней закрылась, Бартельми подошел к судье. К несчастью, у нее не было воротника, который он мог бы разглаживать. Только пуловер с V-образным вырезом, открывающим лощину с пропастью посередине.

— Г-н Морлеван, я должна задать вам вопрос, несколько… гм…

Лоранс замялась, положение было затруднительным.

— Ну в общем… видите ли, маленькая Венеция обвиняет вас в…

Услышав, что обожаемая сестренка обвиняет его, — в чем бы там ни состояло обвинение — Барт ошарашенно вытаращил глаза.

— Обвиняет в том, что… ну, вы понимаете, на своем детском жаргоне… что вы ей показывали… Вы, может быть, приверженец нудизма?

— Не понял, — признался Барт.

— Венеция сказала Жозиане Морлеван, что она видела вашу «письку». Вот.

Лоранс перевела дух. Барт пожал плечами.

— Ну да, было дело, — сказал он, словно не понимая, о чем тут столько говорить.

— Вот как? Значит, вы признаете, что…

Барт нахмурился. До него только сейчас дошло, какое над ним нависло обвинение.

— Oh, boy! — воскликнул он. — Да девчонка просто забрела ко мне в спальню! А я собирался в душ! У меня спальня не запирается.

Он был чуть ли не в панике.

— Послушайте… вы мне верите? Это вышло не нарочно! Хоть Симеона спросите, он там тоже был.

— О, так и он тоже? — удивилась судья.

— Ну да, и Моргана! Они все вперлись ко мне в спальню. Oh, boy! А я в душ собирался.

Он чуть не плакал.

— Ну конечно, я такой сякой, порочный, да? Вы не хотите доверить мне опеку! Я ведь вижу, что вы замышляете!

— Ничего я не замышляю, — возразила Лоранс. — Это ваша сводная сестра…

— Которая? Венеция или Жозиана?

У Лоранс голова пошла кругом. Острый приступ гипогликемии в конце рабочего дня. Ей необходимо было съесть немного шоколада.

— Подождите, дайте я сяду, — прошептала она.

— Ну вот, — буркнул Барт. — У вас-то что, беременность или лейкемия?

— Что вы несете? — возмутилась судья.

— Да так, ничего, — рассеянно отозвался Барт. — Просто Эме беременна, а у Симеона лейкемия.

— Что? У Симеона…

— А, вы не в курсе? — светским тоном обронил Барт. — Я сам только в субботу узнал.

— Не может быть! — отказывалась верить Лоранс. — Выдумываете сами не знаете что!

— Спросите у моего врача, д-ра Шалона. Все как с тем душем. Чистая правда. Я всегда говорю только правду.

Почувствовав угрызения совести, Барт уточнил:

— Не считая случая с Эме. Она правда беременна, но не от меня.

— Простите, — сказала Лоранс.

Она открыла сумочку, вынула плитку шоколада и впервые в жизни прилюдно уступила своей тайной слабости. Бартельми с интересом наблюдал за ее действиями.

— Я тоже больше черный люблю, — сказал он не без зависти.

— Хотите кусочек?

Она отломила два кусочка и протянула ему.

— Хороший сорт, — одобрил Барт, указывая на обертку.

— Давайте заново, все с начала, — попросила Лоранс, восстановив свои силы. — Итак, Венеция…

— …вошла без стука ко мне в спальню.

— Эме…

— …жена моего соседа сверху.

— Но почему вы называете ее «дорогая»? — подозрительно спросила Лоранс.

— Чтобы сойти за нормального.

Лоранс посмотрела на то, что осталось от шоколадки, и решила, что может себе позволить ее доесть.

— Симеон? — продолжила она.

— …болен лейкемией.

— О Господи!

Взывать к Богу с полным ртом было как-то дико.

— В первый момент это здорово шарахает, — сочувственно заметил Барт. — Надо повторять про себя это слово много-много раз: лейкемия, лейкемия, лейкемия. Постепенно привыкнете.

Лоранс явственно ощущала, как у нее едет крыша. Барт, чтобы успокоить ее, начал обводить пальцем лощинку вдоль V-образного выреза.

— Так уж оно есть, — сказал он ласково. — Это жизнь… дорогая.

И тут же схлопотал по рукам. Вот и будь после этого нормальным.

Венеция первым делом спросила психолога:

— А я зачем здесь?

— Поговорить, если тебе хочется, — ответила Доротея Шапиро. — Ну в общем, что тебе больше нравится: хочешь рисуй, хочешь лепи, можешь в куклы играть и всякое такое.

— Я люблю рисовать.

Психолог пододвинула к девочке стопку бумаги и фломастеры.

— А что рисовать? — спросила Венеция, у которой все это ассоциировалось со школой.