как я сказал, чертовски, — ставлю перед ней, и тут она начинает канючить, чтоб я ковер у ней купил, дал по руке погадать и все такое прочее. Но мила была, паршивка, — ничего не скажешь! Спрашиваю, откуда, мол, ты? Она мне что-то отвечает, не помню уж что, да и не в этом дело, а только говорю ей: «Если теперь к старику идешь, палинку пить нельзя, старики пьяных женщин не любят…» «Как бы не так! — отвечает. — Как раз таких-то и любят!» Вы ведь знаете, как старики к этой цыганочке в то время липли…
— Года два назад это было! — уточнил Кирай.
— Ну так вот! Говорю я ей: «Скажи мне по совести, старики-то на что-нибудь способны?» А она отвечает: «Да, могут… только спешат немного!» Так-то твою мать!
Ковач, склонившись над столом, засмеялся. Кирай, усмехнувшись, хлопнул ладонью по столу:
— Ладно… Только когда это было? Ну, папочка, когда? Два года назад! Вон еще когда! Впрочем, и в таких вещах тоже нужно выслушать специалиста. Правда, господин часовщик?
— Господин часовщик сейчас совсем другим занят, — сказал коллега Бела. — Ведь так?
Дюрица перевел на него взгляд:
— Так! Вы даже не догадываетесь, насколько вы правы!
В эту секунду перед кабачком с громким прерывистым визгом заскрежетали тормоза. Потом дверь распахнулась, и не успели они поднять головы, как в помещенье ворвались трое нилашистов в форме и замерли, с расстегнутыми кобурами. В низу лестницы замерли, расставив ноги, и, не здороваясь, уставились на собравшихся. Затем один из них направился к столу. С улицы послышался крик, должно быть, обращались к шоферу:
— Открой заднюю дверцу!
Коллега Бела поднялся, одергивая привычным движением фартук, но тут за его спиной опрокинулся стул. Он попытался подхватить его, однако впопыхах запутался ногой в ножках стула и во весь рост растянулся на полу. Смущенно поднялся и поставил стул. Пригладил волосы.
— Благодарю! — сказал, подходя, нилашист. — Вы порядочный человек! Без лишних слов знаете, что вам надо делать…
Один из двух стоявших у входа нилашистов подошел к двери, находившейся позади стойки, и вытащил револьвер. Оставшийся у входа отступил назад, освободив пути к двери.
Кирай — он сидел рядом с хозяином кабачка — вскочил и поспешил было на помощь соседу.
— Оставаться на месте! — приказал нилашист. И когда Кирай в нерешительности сделал еще одно движение, прикрикнул:
— Я сказал — не двигаться!
Хозяин кабачка неуклюже выпрямился и смущенно обдернул фартук. Оттолкнул стул на место и вытер о фартук руки.
— Прошу прощения… — выговорил он. Взгляд его упал на двух людей с револьверами, глаза его расширились, он поднял руку и пригладил волосы. Потом вышел вперед: — Чего изволите?
В дверях показался еще один нилашист, тоже в форме и расстегнутом кителе. Рукава его кителя, несмотря на холод, были засучены до локтей, фуражка сдвинута на затылок, револьвер болтался на животе, в расстегнутой кобуре.
Вошедший огляделся:
— Вот это мне уже нравится! Благословенная и торжественная тишина…
Подошел к стойке, поднял крышку бака. Взял себе из-под крана стакан и наполнил вином.
— Добрый вечер! — И он выпил залпом.
Хозяин кабачка поднял было руку:
— Но позвольте…
— Молчать! — цыкнул нилашист с засученными рукавами.
— Это дядя Микулаш {7} пришел, — сказал тот, что стоял перед столом. Взялся за козырек и приподнял фуражку. — Рад, что мы все в сборе!
Он вынул револьвер и держал ого в опущенной руке.
— Давайте договоримся, что теперь вы ладком да рядком выйдете через дверь и немножко проедетесь вместе с нами на машине! Договорились?
Трактирщик побледнел:
— Но позвольте… Я… ничего не понимаю! Скажите, что происходит?
Нилашист с засученными рукавами неспешно расхаживал по комнате и, подойдя к трактирщику, вдруг ударил его по лицу:
— Это чтоб было понятней!
И крикнул:
— А ну, живо к выходу!
Вцепившись трактирщику в плечо, толкнул вперед. Потом подошел к Кираю, тот сидел бледный как смерть. И пихнул его вслед за трактирщиком:
— Шевелись!
Схватив за ворот Ковача, рывком поднял со стула. Столяр, спотыкаясь, побрел к дверям.
Дюрица застыл, на своем месте. Прикусив губы, глядел в стол.
Когда нилашист поднял Ковача, Дюрица протянул руку за сигаретами, положил их в карман, потом убрал и спички, поднялся и, подойдя к вешалке, снял пальто.
— Никаких пальто! — крикнул нилашист.
Дюрица повесил пальто обратно, повернувшись боком, протиснулся между столом и стеной и направился к двери.
— Живо! — командовал нилашист, который прошел вперед, и, нагнав замешкавшегося Ковача, пнул его под зад. Ковач обернулся.
— А ну, поживей! — заорал нилашист.
— Я бы просил… — вспыхнул Ковач: — Мое имя Янош Ковач, я столярных дел мастер. А это все — мои друзья… — Проглотив комок в горле, он договорил: — Разумеется, произошло какое-то недоразумение…
Тот, что был с засученными рукавами, остановился перед ним и показал на потолок:
— Взгляни-ка, что это там?
И когда Ковач, отвернувшись, посмотрел вверх, со всего маху ударил его по лицу. Рявкнул:
— Марш!
Нилашист с револьвером, стоявший возле дверей, подскочил к Ковачу, схватил за рукав и вытолкал за дверь.
Нилашист с засученными рукавами, взглянул на трактирщика. Коллега Бела, остановившись у распахнутой створки дверей, глядел на стойку и находившегося за ней нилашиста.
— Чего уставился, радость моя?
И нилашист резким движением хлестнул его по лицу, а когда трактирщик вскинул кулаки, ударил его в живот. Еще один схватил трактирщика за руку, и вместе они выпихнули его за дверь.
Главный нилашист обернулся к тому, что был в кителе с засученными рукавами:
— Останешься здесь, вдвоем осмотрите помещение. Если обнаружите у него добрую палинку, захватите с собой!
— Слушаю! А женщина?
— Ну что ж… На твое усмотрение!
На улице стояла старомодная почтовая автомашина о распахнутой задней дверцей. Последним по лестнице поднялся коллега Бела. Когда и он исчез в глубине кузова, один из нилашистов захлопнул за ним дверцу, повернул в скважине ключ.
— Готово!
И направился на шоферское место. Другой тоже обогнул машину и следом за первым влез в кабину.
Взревел мотор, и машина, рывком взяв с места, отъехала от кабачка.
Внутри машины было темно. На одной стороне оказались друг возле друга Кирай и Дюрица, на другой — Ковач и коллега Бела. У трактирщика шла из носу кровь, он все время прижимал к лицу носовой платок.