— Разумеется, это не более чем красивое иносказание? — вежливо осведомился я.

Моган внезапно ударил посохом в доски помоста.

— В самом что ни на есть прямом смысле! — выкрикнул он. — Известь следует замесить на крови! Кровью же оросить основание цитадели. В древние времена ни один король не пренебрегал этим обрядом. Кровь сильного мужчины, воина, скрепляла стены.

В зале воцарилась гробовая тишина. Сердце у меня в груди екнуло, потом забилось медленными, тяжелыми ударами, заставляя подрагивать в жилах кровь.

— А какое это имеет отношение ко мне? — холодно спросил я. — Я не воин.

— Ты и не человек, — хрипло произнес король. — Вот какую магию, Мерлин, открыли мне мудрецы: я должен отыскать юношу, у которого нет отца, и погасить его кровью известь, что ляжет в основанье моей крепости.

Я впился в него глазами, а затем обвел взглядом лица окружавших меня людей. Они задвигались и забормотали, мало кто решался встретиться со мной взглядом, но на всех лицах я видел только смерть… смерть, дыхание которой ощутил, едва вошел в этот зал. Я снова повернулся к королю.

— Что это за вздор? Когда я покидал Уэльс, это была страна цивилизованных людей и поэтов, художников и ученых, воинов и королей, убивавших ради защиты этой земли, но честно и при свете дня. А теперь здесь говорят о крови, о том, чтобы приносить в жертву людей. Неужели время повернулось вспять и наш Уэльс вернулся к обрядам древних Вавилона и Крита?

— Я говорю не о «человеческих» жертвах, — размеренно произнес Вортигерн. — Ты — не сын человеческий. Помни об этом.

В наступившей за этими словами тишине было слышно, как дождевые струи хлестали по пузырящимся лужам. Кто-то кашлянул, прочищая горло. Я перехватил яростный взгляд старого голубоглазого воина. Я был прав: в его глазах читалась жалость. Но даже те, кто жалел меня, не собирались восставать против этой глупости.

Наконец все прояснилось, словно молния разорвала грозовые облака. Амброзий здесь ни при чем, так же как и моя мать. Ей ничто не угрожало, от нее ожидали лишь подтверждения того, что желали услышать. Ее с почестями препроводят в Маридунум, поскольку она дала им желаемое. А мысль об Амброзии и на ум им не приходила. Меня привезли сюда не как его сына, его лазутчика, его посланца; им нужно было всего лишь дитя дьявола, чтобы убить его ради свершения какого-то невежественного и грязного колдовства.

Судьба надсмеялась над ними: им в руки попал не сын дьявола и даже не мальчик, вдруг возомнивший, что обладает какой-то волшебной силой. Они заполучили всего лишь зеленого юнца, сына человеческого, не владеющего ничем, помимо простой человеческой сметливости. Но, клянусь моим богом, подумал я, одной этой смекалки может быть вполне достаточно… Пусть сила и оставила меня, я научился многому и способен сразиться с ними их же оружием.

Я выдавил из себя улыбку, глядя мимо Могана на остальных колдунов. Они все еще не решались распрямить сложенные от дурного глаза пальцы, да и сам Моган прижимал к груди свой посох, будто тот обладал силой, способной охранить его от меня.

— А что дает тебе уверенность в том, что мой отец — дьявол — не явится мне на помощь?

— Это всего лишь слова, мой король. У нас нет времени слушать, — поспешно и громко произнес Моган, и колдуны, следуя его примеру, вплотную придвинулись к трону. Все они теперь говорили разом:

— Да, убьем его немедля… Нельзя терять время… Отведи его на утес и сразу убей… Вот увидишь, это умилостивит богов, и стены станут прочны… Его мать ничего не узнает, а даже если и узнает, что с того?..

Все зашевелились, словно псы, подобрались перед броском. Я пытался придумать, но ни одной связной мысли не приходило мне в голову. Сгущались сумерки, сам воздух в зале стал удушлив. Я уже чувствовал запах крови, и в свете факелов тускло блестели лезвия мечей, приставленных к моей груди.

Сосредоточившись на озаренном пламенем металле, я попробовал опустошить свой разум, но перед моим взором предстал лишь обглоданный скелет Галапаса, лежащий на залитой солнцем вершине холма, и кружащие над ним птицы…

— Скажите мне лишь одно, — начал вдруг я, не отрывая глаз от мечей. — Кто убил Галапаса?

— Что он сказал? Что сказал этот сын дьявола? — эхом прокатилось по залу. Чей-то хриплый голос произнес:

— Позволь ему договорить.

Это был седобородый воин.

— Кто убил Галапаса, волшебника, жившего на Брин Мирддине возле Маридунума?

Я почти кричал, едва узнавая собственный голос. Все замолчали и стали переглядываться, не понимая, о чем я говорю.

— Старика? — сказал Вортигерн. — Мне донесли, что он был соглядатаем.

— Он был волшебником и моим наставником, — уже тише сказал я. — Он учил меня, Вортигерн.

— Чему он тебя учил?

— Многому, — улыбнулся я. — Я узнал достаточно, чтобы видеть, что тебя окружают глупцы и шарлатаны. Пусть будет так, Вортигерн. Отведи меня на утес и не забудь прихватить свои ножи и своих ворожей. Покажи мне ту крепость, ее растрескавшиеся стены. Посмотрим, удастся ли мне объяснить, почему рушится твоя цитадель, лучше, чем это сделали они. «Сын без отца!» — презрительно бросил я. — Вот, что выдумывают эти дряхлые старики, когда не способны придумать ничего иного. Разве тебе не приходило в голову, о король, что сыну духа тьмы подвластно волшебство намного более могущественное, чем заклинания этих старых глупцов и невежд? Если сказанное ими — правда и если моя кровь укрепит камни, то почему они смотрели, как стены падают не раз, не два, а четыре раза, прежде чем посоветовали тебе, что предпринять? Позволь мне лишь раз взглянуть на это место, и я скажу тебе, в чем причина. Клянусь богом или богами, Вортигерн, если кровь из моего тела может заставить стены стоять, подумай, насколько лучше могу послужить тебе я, живой и невредимый.

— Колдовство! Колдовство! Не слушай его! Что может понимать в таких делах этот мальчишка? — закричал Моган, и за спиной у него зафыркали и затрещали остальные жрецы. Но старый воин хрипло и резко изрек:

— Пусть он попробует. Вреда от этого не будет. Помощь тебе нужна, Вортигерн, все равно — от бога или от дьявола. Говорю тебе, пусть он попытается.

И по всему залу воины, недолюбливавшие колдунов и жрецов, эхом откликнулись:

— Пусть он попытается.

Вортигерн в нерешительности нахмурился, переводя взгляд с Могана на воинов, потом поглядел на серые просветы арок, занавешенные дождем.

— Сейчас?

— Лучше немедленно, — ответили ему. — У нас мало времени.

— Да, — отчетливо произнес я. — У нас мало времени. — Снаружи льет дождь, Вортигерн. Что же это за король, чью крепость способны разрушить ливень или непогода? Ты увидишь, что твои стены обрушились вновь. Это оттого, что ты строил впотьмах и слушался советов слепцов. Прикажи скорее отвести меня на вершину утеса, и я скажу тебе, отчего рушится стена. И если ты послушаешь меня, а не этих прислужников тьмы, я покажу тебе, как отстроить Твердыню при свете дня.

Пока я говорил, дождь прекратился, словно по мановению руки. Во внезапно наступившей тишине люди застыли, разинув рты. Онемел даже Моган. Затем, будто отдернули темный занавес, выглянуло солнце.

— Видишь? — рассмеялся я. — Идем, король, отведи меня на вершину утеса, и в солнечном свете я покажу тебе, почему упала стена. Но прикажи захватить и факелы. Они нам понадобятся.

Еще до того, как мы достигли подножия утеса, мои предположения подтвердились. Снизу мне были