ответить на вопросы, касающиеся того или иного конкретного события, на которое вы можете пролить свет. Тогда уже речь пойдет об интервью, и вы сами будете решать, отвечать вам или нет. Но я заранее дам вам понять, когда наша беседа примет официальный характер.
– Значит, я могу разговаривать с вами… не для печати, как это у вас обычно называется?
– Конечно.
– А этот наш разговор не для печати?
– Сейчас вы просто соседка, которая зашла познакомиться и выпить чашечку кофе, только и всего.
– Хорошо. Тогда можно задать вам один вопрос?
– Пожалуйста.
– Какая часть этой книги будет посвящена Харриет Вангер?
Микаэль прикусил нижнюю губу и, подумав, постарался ответить непринужденно:
– Честно говоря, понятия не имею. Конечно, из этого вполне может получиться глава. Все-таки такое драматическое событие, и на Хенрика Вангера, по крайней мере, оно оказало большое влияние.
– Но вы здесь не для того, чтобы разбираться в ее исчезновении?
– Почему вы так подумали?
– Я знаю, что Гуннар Нильссон приволок сюда четыре огромные коробки. Это очень похоже на архив частного расследования Хенрика за все годы. А когда я заглянула в бывшую комнату Харриет, где Хенрик обычно хранит свое собрание бумаг, их там не оказалось.
Сесилия Вангер была явно неглупа.
– На самом деле это вам надо обсуждать с Хенриком Вангером, а не со мной, – ответил Микаэль. – Разумеется, Хенрик рассказывал мне кое-что об исчезновении Харриет, и мне показалось интересным ознакомиться с этим материалом.
Гостья изобразила еще одну безрадостную улыбку:
– Иногда меня занимает вопрос, кто из них более сумасшедший – мой отец или дядя. Я обсуждала с ним случай с Харриет, вероятно, уже тысячу раз.
– А что, вы думаете, с ней произошло?
– Это уже вопрос в порядке интервью?
– Нет, – засмеялся Микаэль. – Из чистого любопытства.
– А мне любопытно, неужели вы тоже чокнутый. Вы купились на рассуждения Хенрика или же он опять завелся на сей раз благодаря вам?
– По-вашему, Хенрик чокнутый?
– Поймите меня правильно. Хенрик – один из самых душевных и заботливых людей, кого я знаю. Я к нему очень хорошо отношусь. Однако в отношении Харриет он просто сумасшедший.
– Но у него была веская причина сойти с ума. Ведь Харриет действительно исчезла.
– Мне просто чертовски надоела эта история. Она уже много лет отравляет жизнь нам всем и никак не может закончиться.
Внезапно Сесилия поднялась и стала натягивать меховую куртку.
– Мне надо идти. Вы действительно приятный человек. Мартину тоже так показалось, но на его мнение не всегда можно полагаться. Если будет желание, заходите ко мне на кофе в любое время. По вечерам я почти всегда дома.
– Спасибо, – ответил Микаэль.
Когда она уже подходила к входной двери, он крикнул ей вслед:
– Вы не ответили на вопрос, не относящийся к интервью!
Она задержалась в дверях и произнесла, не глядя на него:
– Я не имею представления о том, что случилось с Харриет. Но думаю, что у этого есть столь простое и будничное объяснение, что мы поразимся, если когда-нибудь узнаем правду.
Она обернулась, улыбаясь, и впервые в ее улыбке появилась теплота. Потом Сесилия помахала рукой и исчезла.
Микаэль остался сидеть за кухонным столом. Наряду с некоторыми другими, в перечне членов семьи, находившихся на острове в день исчезновения Харриет, имя Сесилии Вангер было выделено жирным шрифтом.
Если знакомство с Сесилией Вангер в целом оказалось приятным, то встреча с Изабеллой Вангер оставила противоположное впечатление. Матери Харриет теперь было семьдесят пять лет; как и предупреждал Хенрик, она оказалась очень стильной женщиной, немного напоминавшей Лорен Бэколл[37] в старости. Микаэль столкнулся с ней однажды утром, направляясь в «Кафе Сусанны». Худенькая, в каракулевой шубе и соответствующей шляпе, с черной тростью в руке, она походила на стареющего вампира; по-прежнему красивая, но ядовитая, словно змея. Изабелла Вангер явно возвращалась домой с прогулки. Она окликнула его с перекрестка:
– Послушайте-ка, молодой человек. Подойдите сюда.
Микаэль огляделся по сторонам, пришел к выводу, что этот призыв в приказном тоне обращен именно к нему, и подошел.
– Я Изабелла Вангер, – объявила женщина.
– Здравствуйте, меня зовут Микаэль Блумквист.
Он протянул руку, но дама ее будто не заметила.
– Вы тот тип, что копается в наших семейных делах?
– Я тот тип, с которым Хенрик Вангер заключил контракт, чтобы я помог ему с книгой о семье Вангер.
– Это не ваше дело.
– Что вы имеете в виду? То, что Хенрик Вангер предложил мне контракт, или то, что я его подписал? В первом случае, полагаю, решать Хенрику, а во втором – это мое дело.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Мне не нравится, когда кто-то копается в моей жизни.
– Хорошо, я не буду копаться конкретно в вашей жизни. Об остальном вам придется договариваться с Хенриком Вангером.
Изабелла Вангер внезапно подняла трость и ткнула наконечником в грудь Микаэля. Толчок был несильным, но от удивления он отступил на шаг.
– Держитесь от меня подальше.
Изабелла Вангер развернулась и проследовала к своему дому. Микаэль остался стоять с ощущением, будто только что встретил персонажа из комиксов. Подняв взгляд, он увидел в окне кабинета Хенрика Вангера. В руке у того была кофейная чашка, которую он тут же иронически приподнял, показывая, что пьет за здоровье Микаэля. Микаэль удрученно развел руками, покачал головой и направился в кафе.
За первый месяц в Хедебю Микаэль предпринял только одну поездку – в бухту озера Сильян. Он одолжил у Дирка Фруде «мерседес» и отправился через снежные завалы, чтобы навестить инспектора уголовной полиции Густава Морелля. Микаэль пытался составить себе представление о Морелле, основываясь на материалах полицейского расследования; встретил же его жилистый старик, который передвигался очень неторопливо, а говорил еще медленнее.
В блокноте, который Микаэль привез с собой, было записано около десятка вопросов, всплывших за время чтения полицейских материалов. Морелль подробно ответил на все. Под конец Микаэль отложил блокнот и признался, что вопросы были лишь предлогом для встречи с вышедшим на пенсию комиссаром. На самом деле ему хотелось поговорить с ним и задать единственный важный вопрос: было ли в полицейском расследовании что-нибудь, что не отразилось в материалах дела? Может быть, у Морелля тогда возникала какая-нибудь мысль или интуитивное ощущение, которыми ему хотелось бы поделиться?
Поскольку Морелль, как и Хенрик Вангер, все эти тридцать шесть лет размышлял над загадкой исчезновения Харриет, Микаэль ожидал, что его розыски будут приняты без восторга – вот еще, какой-то новый парень приехал и топчется в зарослях, в которых Морелль когда-то заблудился. Однако старый полицейский выслушал его без малейшего неудовольствия. Аккуратно набив трубку и чиркнув спичкой, Морелль спокойно кивнул:
– Да, мысли у меня, конечно, имеются. Но они такие неотчетливые и расплывчатые, что даже не знаю, как их лучше передать.
