— Все будет сделано! — заверил Трунов.
С того дня, как Аркадий получил дипломное задание и взялся за предварительные расчеты (ему предстояла еще производственная практика на заводе, после которой начнется основная работа над дипломным проектом), его проект стал предметом живейшего обсуждения в комнате № 22. Все обитатели ее и девушки, приходившие раньше лишь развлечься после трудного учебного дня, давали советы, делились мнениями, спорили. Аркадий все выслушивал очень внимательно и серьезно, хотя иногда говорилось много несолидного, смешного. Но все одинаково принимали близко к сердцу основную идею проекта.
«Мне еще четыре с половиной года до проекта, — думал Семен. — Я обязательно возьму такую же тему… Если не такую именно, то чтобы так же… хорошо, как у Аркадия».
Федор опять вернулся к мыслям о своем диффузионном аппарате. Если бы его удалось создать, это было бы лучшим подарком Аркадию для проекта; аппарат был первым отечественным (и вообще первым в пищевой промышленности) непрерывно действующим аппаратом, в котором потери сырья сведены до минимума. Но его предстояло еще создать, для этого нужны знания, знания…
…Аркадий взял для проекта вакуум-аппарат системы профессора Трунова. Желая знать мнение своего консультанта, он обратился к Недосекину. Консультант считал, что действительно очень заманчивая мысль — оснастить завод отечественной техникой, но…
— Существуют, товарищ Ремизов, еще причины, не зависящие от нас… Кроме аппаратов, вполне испытанных и, к слову сказать, утвержденных общегосударственным стандартом, — имею в виду аппараты Роберта и Кестнера, — я не вижу других, которые могли бы украсить проект.
Далее Недосекин выразил удивление, почему Ремизов избрал аппарат, которого еще нет, даже не подготовлен к испытанию. И при всем его, Недосекина, уважении к Трунову он все-таки не может одобрить выбор студента. Сергей Львович надеется, что и профессор разделит его точку зрения. В конце концов Трунов, как автор, вряд ли пожелает не проверенное опытом изобретение выносить на суд широкой аудитории.
Под конец Сергей Львович очень осторожно намекнул на последствия, которые могут возникнуть в случае, если Ремизов не изменит своего решения. Недосекин вовсе не желает, так же как, вероятно, и сам профессор Трунов, ставить под сомнение свой авторитет в глазах квалифицированной комиссии. Консультант тоже несет известную моральную ответственность за проект. И конечно, будет отстаивать свою точку зрения, что, разумеется, не на пользу дипломанту.
Среди некоторой части студенчества держалось мнение, что в оценке дипломных работ многое зависит от консультантов. Студенты были уверены, что дело не столько в помощи, сколько в том влиянии, которое консультанты будто бы имели на квалификационную комиссию в оценке работ дипломантов. Поняв, на что намекает Недосекин, Аркадий сказал, что он не относит себя к тем, кто надеется на других. И его выбор системы аппарата не диктуется лишь упрямством, как понимает это Сергей Львович: сделать так, как решил. Аппарат Трунова — лучший из всех известных, в том числе и заграничных. Он превышает их по мощности, по простоте конструкции, по минимальным потерям продукта. Аппарата еще нет, говорит консультант.
— Аппарат будет! — Аркадий сердито отрубил рукой это слово — «будет!». — И будет потому, что есть теория, есть расчеты, есть, наконец, люди, желающие, чтобы он был!
— Теория… расчеты… это еще настолько неубедительно… гипотетично… — Сергей Львович неожиданно умолк, провел ладонями по лицу и с новым, внимательным и озабоченным выражением спросил: — Между прочим, вы… интересуетесь предполагаемой научной конференцией?
— Да.
— С моим докладом вы ознакомились?
— Я прочел.
— И что?
— Ничего вам, Сергей Львович, не могу сказать. Пока у меня нет цельного впечатления.
«Я этого и ждал. Это, может быть, и к лучшему». Где-то в складках губ и в уголках тяжелых век Недосекина таилось отражение этой мысли. Он неожиданно энергично встал и сожалеюще, немного насмешливо сказал:
— Боюсь, завалите вы свой проект, Ремизов.
— Я этого не боюсь, Сергей Львович, — не сразу ответил Аркадий. Его неприятно удивило это «завалите», странно было слышать это слово от изящного в выражениях Недосекина.
— Ну, ваше дело, — все так же слегка насмешливо продолжал Сергей Львович. — Я свое мнение вам сказал. Не смею вас больше задерживать.
Аркадий некоторое время, наклонив голову, смотрел на Недосекина серьезно, огорченно, но твердо.
— Хорошо. До свидания, Сергей Львович.
— Ваше решение?
— Я от него не откажусь.
— До свидания.
Они раскланялись, и Аркадий ушел.
Глава восьмая
Приехала делегация московского института. Заседание парткома Ванин назначил на первую половину дня, с тем чтобы после можно было принять участие в теоретической конференции.
Руководитель делегации Анатолий Стрелецкий, ознакомившись с ходом соревнования, заявил, что они, москвичи, победят и в этом гаду.
Купреев ответил, что это еще неизвестно, а Стрелецкий, стремительный и гибкий, задорно, громко расхохотался.
Он вообще нисколько не изменился и держал себя по-прежнему независимо и откровенно. Увидев Купреева, он сразу на людях бросился обниматься. Федор тоже обрадовался, но не выдал своих чувств и, лишь когда они остались наедине, так прижал Анатолия в угол, что тот крякнул, блеснув счастливыми глазами.
Запыхавшись, они сцепились руками и неверным шагом, толкая друг друга, пошли к столу, сели.
— Нет, это здорово! — вопил Анатолий. — Вот никогда не предполагал увидеть тебя здесь. На каком курсе? На втором? Отстал, отстал! Я уже на третьем. И Марина здесь?
Узнав, что Марина здесь, он хитро прищурился:
— Моя любовь! — и засмеялся громко, весело, запрокинув голову и смешным детским жестом приложив кисть руки к большому, энергичному рту. — Я за нею ухаживал, помнишь?
— Помню, помню.
— Отбил все-таки! — Он соскочил со стола, встал в позу и сделал страшное лицо: — Как она меня однажды: «Не ходи меня провожать, Толя! Слышишь?» Ха-ха! То молчала, молчала — и вдруг… Я, конечно, — ах, извините… Ретировался. Помню, луна светила, движок на заводе пых-пых-пых… Вижу, ты появляешься из-за дома… Ха-ха! А ты знаешь, почему она меня так?
— Почему?
— Витька! Это Витька! Не любил он меня.
— Да и ты, кажется, тем же отвечал…
— А я что? Я тоже… — Он склонил голову, уйдя в воспоминания. — Да! Интересные дела… Я видел, он тоже здесь: сухо так поклонился. Ну и черт с ним! Стихи пишет?
— Пишет.
— Ну, расскажи, как ты? Ребята есть?
— Один.
— Мужик?
— Ага.
— Звать?