запереть.

Я была фавориткой, которая любила Короля и его детей. Я любила даже это место. До того как коронованная сука испортила все за миг до смерти, я была здесь счастлива.

Кстати о смерти. Я давно должна была умереть. Я не дышала. Кровь не текла в моих венах. Тут не было кислорода. Я должна была замерзнуть до смерти, как только вышла из Зеркала. Я никак не могла идти при таких условиях, но все же шла.

Мне было так холодно, что смерть я приняла бы с облегчением. Теперь стало ясно, почему в детстве я так восхищалась «Сожжением Сэма МакГи». Упоминание о тепле почти не воспринималось сознанием.

Я несколько раз думала о том, чтобы отказаться от навязанной мне миссии. Я могла развернуться, вернуться в замок, пройти сквозь Зеркало, найти Иерихона и продолжить то, что мы начали, притворившись, будто ничего не было. Он же ничего не скажет. У него самого есть темные тайны.

Я могла забыть, что была фавориткой. Забыть о прошлом. Ну кто бы хотел любить кого-то, с кем не встречался в этой жизни? Мысли о Короле Невидимых были огромным клубком эмоций, и меньше всего мне хотелось его распутывать.

«Поспеши! Ты должна!»

Начал падать острый снег. Глубоко в пещерах зазвенели жуткие скрипучие крики. Иерихон сказал мне, что некоторые твари стали в этой тюрьме настолько уродливыми, что решили остаться и после падения стен, поскольку любили свой дом. Как бы я добралась до цели, если бы это место все еще было обитаемо? И прежде всего, как я должна была найти дорогу? Почему обстоятельства сложились так, что я оказалась здесь и сейчас, а главное — кто на них повлиял? Кто мой кукловод? Я не хотела здесь находиться. И была не в силах уйти.

Не знаю, сколько я пробиралась через отчаяние и запустение, настолько осязаемые, что каждый шаг сквозь них был шагом по бетонному раствору. Времени тут не существовало. Не было часов, не было минут, не было ночи, дня, солнца и луны. Лишь однообразные чередования черного, белого и синего и вечное страдание.

Сколько раз я проходила этой дорогой во сне? Если я видела сны с рождения, то больше восьми тысяч.

Повторение делало каждый шаг уверенным. Я обходила опасно скользкий лед, о котором не могла не знать. Я догадывалась о расположении бездонных провалов. Мне были известны форма и количество входов в пещеры на темной стене над моей головой. Я узнавала мелкие ориентиры, которые просто не заметил бы тот, кто не проходил по этому пути бесчисленное количество раз.

Если бы в моих венах текла кровь, мое сердце забилось бы быстрее. Я не знала, что меня ждет. Если я и добиралась до конца пути во сне, я слишком хорошо заблокировала воспоминания об этом.

Мной всегда командовал женский голос. Наверное, фаворитка, стоило мне заснуть, брала надо мной верх и пыталась заставить меня что-то вспомнить и сделать?

Дэррок сказал, что некоторые верили: Король Невидимых похоронен в черном льду и вечно спит в своей темнице. Его заманили в ловушку, и с тех пор он звал меня в стране Снов, пытаясь научить, как освободить его? И в этом — цель всей моей жизни?

Несмотря на любовь, которую испытывала к нему фаворитка, я отказывалась посвятить этому всю свою жизнь, отказывалась служить инструментом без учета меня самой, того, кем я могла бы стать. Разве ей было мало одной долгой жизни, ожидания, что Король одумается, вытащит голову из задницы и начнет жить?

Неудивительно, что в старшей школе я чувствовала себя психопаткой! Я с детства подавляла в себе воспоминания о другой жизни и носила их в своем подсознании!

Внезапно мне все стало казаться подозрительным. Я действительно так любила солнце или это остатки ее чувств? Мне на самом деле нравилось следовать моде или я была одержима гардеробом фаворитки с тысячами чудесных платьев? Я вправду любила украшать свое жилище или это отголоски ее желания менять обстановку в ожидании любовника?

Мне вообще нравился розовый цвет?

Я попыталась вспомнить, сколько платьев в гардеробе фаворитки были розовыми.

— Тьфу, — сказала я.

Мой голос прозвенел басовитым гонгом.

Я не хотела быть ею. Я хотела быть собой.

И вот что жутко: может, я вовсе не реинкарнация фаворитки, может, я сама фаворитка, а кто-то заставил меня выпить из котла!

— Ага, а потом послал пластического хирурга и переделал мое лицо? — пробормотала я.

Я была совершенно на нее не похожа.

В моей голове роились страхи, один хуже другого.

Я остановилась, словно зовущий меня радиомаяк, пищавший все быстрее и быстрее, стал издавать один долгий звук.

Я была на месте, где бы оно ни находилось. Что бы меня ни ждало, что или кто ни привел бы меня сюда, он находился сразу за следующим хребтом из черного льда, метрах в десяти от меня.

Я стояла так долго, что снова покрылась льдом.

Меня охватило отчаяние. Я не хотела смотреть. Не хотела туда идти. Что, если мне не понравится то, что я там обнаружу? Настолько, что я заблокировала память, потому что здесь во сне умерла?

Что, если я опоздала?

Тюрьма была пуста. Не было смысла идти дальше. Я могу просто сдаться, навсегда превратиться в лед и забыть. Я не хотела быть фавориткой. Я не хотела найти Короля. Я не хотела оставаться в стране Фейри и быть его вечной возлюбленной.

Я хотела быть человеком. Хотела жить в Дублине и Ашфорде, любить маму и папу. Хотела сражаться рядом с Иерихоном Бэрронсом и однажды, когда мир восстановится, заняться книжным магазином. Хотела видеть, как взрослеет Дэни, как она в первый раз влюбляется. Хотела заменить старушку Ро на Кэт и проводить отпуск на тропических пляжах человеческого мира.

Я стояла, не зная, на что решиться. Отправиться на встречу с судьбой, как послушный маленький автомат? Замерзнуть и забыть, то есть сделать то, что пыталось заставить меня это пустое место? Или развернуться и уйти? Последняя мысль нравилась мне больше всего. Она зависела от моей личной воли, выбора парусов и курса.

Но если я никогда не переберусь за хребет, не увижу, чем заканчивается сон, отравивший всю мою жизнь, смогу ли я от него освободиться?

Никакая высшая сила не заставит меня продолжать, ни одно божество не осудит меня за поиск Книги и восстановление стен. Но то, что я могу ее выследить, еще не значит, что я должна это сделать. Я не должна сражаться с Фейри. Я вольна в своих действиях. Я могу уйти прямо сейчас, уехать, отказаться от ответственности, заботиться только о себе, и пусть кто-то другой со всем этим разбирается. Это был странный новый мир. Я могла перестать сопротивляться, адаптироваться — и справилась бы на «отлично». За последние несколько месяцев я доказала себе, что прекрасно умею приспосабливаться и продолжаю жить в мире, где все является не тем, чем кажется.

И все же... А смогла бы я развернуться сейчас и уйти, так никогда и не узнав, в чем дело? Жить с вечной раздвоенностью при каждом выборе? И хотела бы я так жить — в постоянном конфликте с собой, зная, что не смогла, что струсила в решающий момент?

«Безопасность — это ограда, а ограды для овец», — сказала я Ровене.

«А если дело дойдет до реальной проверки, — надменно ответила она, — выдержишь ли ты сама?»

Вот и проверка.

Я разломала лед, отряхнула его с кожи и зашагала к перевалу.