Попытка вдохнуть была инстинктивной.

Но стоило мне выйти из Зеркала, и меня опять сковал лед.

Когда я проходила через темную гладь, поднялся занавес, открывая забытые детские впечатления. Внезапно я вспомнила, как в четыре, пять, шесть лет каждую ночь после молитвы закрывала глаза и попадала в этот кошмар.

Я вспомнила, как просыпалась от ужаса, дрожа и хватая воздух ртом, и бежала к папе. Плача, я говорила, что замерзаю и задыхаюсь.

Интересно, какой вывод сделал молодой Джек Лейн из того факта, что его приемную дочь, которой запрещено возвращаться в родную страну, мучили ледяные душные кошмары? Какие ужасы он придумал, чтобы объяснить мои мучения?

Я любила его всем сердцем за детство, которое он мне подарил. Он дал мне надежный якорь из ежедневной рутины простой жизни, в которой было много солнца и велосипедных прогулок, уроков музыки и маминой выпечки на нашей светлой теплой кухне. Возможно, пытаясь сгладить боль от кошмаров, он позволял мне больше, чем следовало бы. Но он всегда обращался со мной как родной отец.

В детстве ужас у меня вызывала не только неспособность дышать. Повзрослев и окрепнув в защитном коконе родительской любви, я научилась подавлять ночные образы и эмоции, которые вызывало у меня Холодное Место. К тому времени как я стала подростком, я надежно похоронила кошмар в подсознании, остались лишь нелюбовь к холоду и раздвоенность, которую я теперь начала понимать. Если какой-то образ и прорывался наружу, я списывала его на фильмы ужасов, мельком увиденные на ТВ.

«Не пугайся. Я выбрала тебя, потому что ты можешь»

Это я тоже теперь вспомнила. Голос, который требовал прийти, пытался утешить меня и обещал, что я способна справиться с задачей — какой бы она ни была.

Я никогда в это не верила. Если бы я могла справиться, меня бы это так не пугало.

Резко встряхнувшись, я сбросила кокон льда. Осколки осыпались, но корка тут же наросла снова.

Я опять встряхнулась. И еще четыре или пять раз. Я боялась, что, если не буду стряхивать лед, его слой станет таким толстым, что я навеки останусь статуей женщины в покоях Темного Короля, замерзшей и забытой.

Когда Бэрронс оживет, он увидит меня и попытается криком вернуть в сознание, заставить двигаться. Но я застыну перед его глазами, навечно вне досягаемости, поскольку никто, кроме меня и таинственного создателя Невидимых, не сможет сюда войти. А кто знает, где Король?

И кто знает, кто Король?

Я хотела это выяснить, а значит, мне нужно найти способ двигаться в его среде обитания. Раньше у меня получалось, давно, в прошлой жизни, когда я была его любовницей. Значит, я способна сделать это снова. Кажется, я оставила зацепки для себя самой.

«Страх, а не реальность мешает тебе».

Нужно было изменить свои ожидания и жить, не пробуя дышать.

Я снова покрылась льдом, но на этот раз замерла, не стараясь стряхнуть корку и бороться за воздух. Я пыталась принять этот лед как что-то приятное, как прохладу во время сильной лихорадки. Меня хватило на тридцать секунд, затем я запаниковала. Серебристые корочки посыпались на темный обсидиановый пол, когда я резко задергалась.

Во второй раз я продержалась минуту.

На третий раз до меня дошло, что я не дышу с того момента, как прошла через Зеркало. Борьба со льдом так захватила меня, что я не замечала этого. Если бы я могла, я бы фыркнула. Здесь, по эту сторону Зеркала, действительно не было воздуха. Моя структура здесь изменилась.

А я застыла, сражаясь за то, что мне не нужно, из-за привычного восприятия жизни.

А говорить по эту сторону я смогу? Разве для того, чтобы говорить, не нужно дышать?

— Эй.

Я вздрогнула. Мой голос звенел, как у Темных Принцев, только в иной тональности, более высокой и женственной. И хотя я пользовалась привычными звуками, без дыхания они превратились в аккорды адского ксилофона.

— Здесь кто-нибудь есть?

Я снова замерзла, застыла на месте, ошеломленная необычным звуком. Мой голос звучал, как трубчатые колокола.

Убедившись, что я не задохнулась и все еще могу говорить, а, пока продолжаю двигаться, льду меня не сковать, я начала бег на месте, оглядывая комнату.

Покои Короля были размером с футбольный стадион. Стены из черного льда поднимались к потолку, который невозможно было различить. Черные лепестки невероятных, пряно пахнущих роз из иного мира с каждым движением взвивались у моих ног. К ним падали кусочки льда, пытавшиеся повторить очертания моего тела. На миг меня заворожил блеск кристаллов на фоне черного пола и цветов.

Она опрокидывается на спину, смеется, лед в ее волосах, бархатистые лепестки взвиваются с пола и падают на ее обнаженную грудь.

Здесь не бывает холодно.

Всегда вместе.

Печаль накатила на меня волной. Я чуть не подавилась ею.

У него столько амбиций.

А у нее одна. Любить.

Он мог бы у нее поучиться.

Крошечные бриллианты с белой половины фаворитки — я не могла заставить себя подумать «моей», особенно стоя рядом с постелью Короля, — вовсе не гасли. Они изменялись, проходя через Зеркало, превращались в ночных светлячков, мерцающих синим светом.

Кровать была задрапирована черными занавесями, устлана шелковистыми черными мехами и занимала треть комнаты. Я подошла к ней, погладила рукой мех. Он был гладким, чувственным. На нем хотелось растянуться голой и никогда не вставать.

Да, это было не теплое белое место, которое я считала уютным, но и по эту сторону Зеркала была своя красота. Мир фаворитки был ярким, теплым летним днем, где нет секретов, а здесь царила ночь, в которой не было ничего невозможного. Я запрокинула голову. На черном высоком потолке были нарисованы звезды? Или Король ради моего удовольствия переместил сюда кусочек чужого неба?

Я была в его спальне. Я помнила это место. Я пришла. Придет ли он? Увижу ли я наконец лицо своего давно потерянного любовника? Если он был моим возлюбленным, почему же я так боюсь?

Быстрее! Почти здесь... Поторопись!

Приказ шел от дальнего входа. И его сила превосходила мою способность к сопротивлению. Я побежала на голос, который с детства меня заклинал.