— Не слишком ли вы молоды, мисс Морли, для такой работы?

— Милорд, я занимаюсь воспитанием детей уже два года.

— У вас рыжие волосы, мисс Морли. Это в некоторой степени противоречит вашему смиренному тону.

— Мне очень жаль, что… тон моих волос… неприятен вашей светлости.

— Мне не нравится цвет ваших волос. — Его голос стал зловещим. — Считается, что женщины с такими волосами очень эмоциональны, что внутри них горит огонь страсти

— Но ведь никому не хотелось бы, чтобы гувернантка обладала подобными качествами, милорд.

При этих словах она подняла на него полный упрека взгляд. Но, увидев его глаза, она напряглась, охваченная страхом, и внезапная волна ужаса железной рукой схватила сердце и сдавила горло.

Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, потом резко повернулся и вышел. У нее возникло впечатление, что все это время ему с большим трудом удавалось держать себя в руках.

И она поняла, что долгожданному покою, обретенному ею после стольких скитаний, пришел конец, ощущение безопасности исчезло, и ею вновь овладел страх — страх, подобного которому она никогда раньше не испытывала.

Дни проходили за днями, и ничего особого не происходило; однако она понимала, что это только вопрос времени, и взгляды, бросаемые на нее лордом Уолденом, и надуманные причины, которыми он объяснял детям свое присутствие на прогулках, служили лишним доказательством ее правоты.

Она спрашивала себя, что ей делать. Уехать она не могла, ей некуда было пойти. Если она попросит расчет, ей придется отправиться в бюро по найму домашней прислуги, где ей уже сообщили, что найти работу гувернантки практически невозможно, так как у нее нет рекомендаций, и к тому же она слишком быстро увольнялась с предыдущих мест.

Однажды — дело было в конце марта — она собиралась уже ложиться спать, но тут ей сообщили, что ее хочет видеть леди Уолден.

— В десять вечера?! — воскликнула Друзилла.

Экономка сказала:

— Я помогала горничной ее светлости стелить постель, и ее светлость сказала: «Передайте мисс Морли, что я хочу поговорить с ней».

— А его светлость там был? — спросила Друзилла.

— Он был в соседней комнате, — ответила экономка. — Я видела его.

Друзилла колебалась. Может, набраться храбрости и сказать, что она уже легла спать? Но Друзилла понимала, что это бесполезно. Она оглядела классную.

В камине пылал огонь, горела свеча, и от этого комната казалась очень уютной, своего рода убежищем, которое ей все же придется покинуть: экономка ждала ее.

— Хорошо, — сказала Друзилла. — Я иду.

Она закрыла за собой дверь и пошла по коридору. Она пыталась представить, зачем леди Уолден послала за ней, но ничего не приходило ей в голову, она не могла припомнить каких-либо неприятностей с детьми или своих собственных упущений.

Классная комната располагалась в дальнем крыле. Когда, наконец, Друзилла добралась до центральной части дома, она уже успела продрогнуть, к тому же ее знобило от нервного напряжения и беспокойства. Она постучала в дверь спальни.

— Войдите.

Леди Уолден сидела в постели, откинувшись на подушки. Вид у нее был болезненный.

Как узнала Друзилла, ее здоровье было подорвано приступами бронхиальной астмы, усиливавшейся с каждым годом и приковывавшей ее на всю зиму к постели.

Друзилла осторожно вошла. Оглядевшись, она с облегчением увидела, что лорда Уолдена в комнате нет.

— Проходите, мисс Морли, — слабым голосом проговорила леди Уолден. — Я хочу поговорить с вами.

— Что случилось, леди Уолден? Надеюсь, вам лучше.

— Немного лучше, спасибо, — ответила леди Уолден.

— Вы хотите поговорить о детях?

— У его светлости возникло подозрение, что они опять играли на заднем дворе.

— Но это не так, миледи, — запротестовала Друзилла. — Они ни разу не приближались к заднему двору с тех пор, как вы упомянули об этом.

— Его светлость попросил меня поговорить с вами, мисс Морли. Вам известно, что сейчас очень трудно найти хорошего садовника, а Беннет служит у нас уже четыре года. Его светлость боится, что, если он будет чем-то недоволен, он уйдет от нас, и мы больше никогда не найдем такого хорошего работника.

— Да, понимаю, ваша светлость, но уверяю вас, дети никогда не играют ни на заднем дворе, ни в оранжерее. Я все время слежу за ними.

— Замечательно, — сказала леди Уолден. — Уверена, что его светлость ошибся, но он так настаивал, чтобы я немедленно поговорила с вами и предупредила вас из опасений, что завтра могут случиться какие- нибудь неприятности.

— Но почему завтра? — удивилась Друзилла.

— Не знаю, — ответила леди Уолден, — просто его светлость решил, будто завтра к нему обязательно явится Беннет, чтобы выразить свое недовольство.

— Обещаю, что ничего подобного не случится, — попыталась успокоить ее Друзилла. — Не беспокойтесь. Я буду внимательно следить за детьми, ваша светлость, они никуда не пойдут без присмотра.

— Я доверяю вам, мисс Морли, — улыбнулась леди Уолден, — и я очень рада, что Люси стала лучше учиться.

— Благодарю вас, ваша светлость, — сделала реверанс Друзилла. — Спокойной ночи, ваша светлость.

— Спокойной ночи, мисс Морли.

Друзилла возвращалась к себе с легким сердцем. Ничего страшного не произошло, просто лорд Уолден беспокоится о садовнике, этом сварливом старике, он боится, что тот уйдет от него, вот он и пытается свалить на кого-нибудь всю вину за это.

Но понять, почему его светлость решил, что дети играли на заднем дворе, Друзилла не могла.

Она очень спешила, поэтому с трудом переводила дух, когда подходила к классной комнате.

Она открыла дверь и растерялась. Света не было, вся комната была погружена во мрак, и только огонь в камине бросал тусклые отблески на ковер. Внезапно сердце ее замерло, и она закричала: из-за двери вышел лорд Уолден и схватил ее за руки.