Он побежал к границе этой непреодолимой преграды, и, когда он, наконец, обогнул ее, он увидел Друзиллу, которая, раскинув руки, бежала к нему навстречу.
Охваченная ужасом, она не видела ничего перед собой, и, только столкнувшись с маркизом, она узнала его.
— О… Вальдо! Вальдо!
В ее голосе слышалось непередаваемое облегчение, и он почувствовал, как ее руки обвились вокруг его шеи.
— Забери меня… отсюда, забери меня!..
— Кто этот человек, что он тебе сделал? — настойчиво спросил маркиз.
Он посмотрел поверх ее головы, но в темноте невозможно было что-либо увидеть.
— Забери меня… отсюда, — плакала Друзилла, не могу… здесь оставаться, не могу…
Маркиз обнял ее и заметил, что она вся дрожит, судорожно хватая ртом воздух.
Ужас сводил ее с ума — маркиз видел, как подобный страх испытывали солдаты, впервые оказавшиеся под обстрелом.
— Все в порядке, — постарался он успокоить ее. — Никто тебе ничего не сделает. Но кто это, черт возьми, такой?
— Забери меня… Бога ради, забери меня… — молила Друзилла.
Маркиз посмотрел на нее. Увидев, что она охвачена паникой, он решил отвести ее в сад, подальше от дома, чтобы дать ей время прийти в себя.
— Все в порядке, — продолжал он уговаривать ее.
Они остановились у самой ограды. Вдруг Друзилла схватила маркиза за руку.
— Я не… вернусь, — опять заплакала она. — Я не хочу… его видеть. Я не вынесу… Ты… не понимаешь
— Нам не надо возвращаться в дом, — проговорил маркиз. — Здесь есть выход. Я сейчас отвезу тебя домой.
В высокой стене, окружавшей сад, была дверь, которая вела на Беркли-стрит. Около двери стоял лакей, который предупредительно распахнул ее перед маркизом.
Вдоль всей улицы тянулась вереница экипажей, ожидавших, когда их вызовут к главному входу на Пиккадили.
Маркиз подошел к коляске, стоявшей прямо напротив двери, из которой они вышли.
— Я маркиз Линч, — обратился он к кучеру. — Этой даме плохо, и мне надо отвезти ее на Керзон- стрит. Это недалеко, к тому же я знаком с твоим хозяином, — он бросил взгляд на герб, — лордом Болтоном. Он не будет против, если ты отвезешь нас.
— Слушаюсь, милорд, — ответил кучер.
Друзилла забилась в угол коляски и закрыла лицо руками. Она молчала, молчал и маркиз. Наконец коляска подкатила к дому вдовствующей маркизы.
— Давно ее светлость ушла к себе? — спросил маркиз у лакея.
— Только что, милорд.
— Зажгите свечи в малой гостиной и затопите камин, — приказал маркиз.
Вид у лакея был удивленный, но он быстро выполнил указания. Маркиз, взяв Друзиллу за руку, отвел ее в малую гостиную на первом этаже, в которой маркиза обычно принимала утренних гостей.
Комната была наполнена ароматом сухих цветочных лепестков, разложенных в плоских вазах. Везде стояли живые цветы. Лакей мгновенно разжег огонь в камине, а маркиз наполнил стакан из графина на столике возле двери и поднес его Друзилле.
— Я ничего… не хочу, — пробормотала она, качая головой.
— Выпей, — потребовал маркиз.
Она подчинилась. Только после первого глотка она поняла, что он налил ей бренди, и этот обрушившийся в нее обжигающий водопад унял дрожь, сотрясавшую все ее тело.
Когда лакей вышел, Друзилла перебралась с дивана на мягкий ковер возле камина. Пламя, набросившееся на сухие поленья, разгоралось все ярче. Он протянула руки к огню.
Маркиз сел на стул.
— Это был Уолден, не так ли? — спросил он.
Она кивнула.
— Мне кажется, тебе следует рассказать мне, что произошло, — сказал маркиз.
Она подняла на него глаза, всем свои видом выражая отказ.
— Нет… — проговорила она, — нет… я не могу.
— Я имею право знать, — настаивал маркиз. — Я слышал, о чем он с тобой говорил, и я должен знать, что он имел в виду, когда сказал «дотронуться до тебя». Ты ведь можешь меня понять.
Друзилла глубоко вздохнула. Зажав руки между коленями, она наклонила голову. В это мгновение она выглядела очень юной и беззащитной — девочкой, которую несправедливо обидели.
Однако ее вид нисколько не смягчил маркиза, он остался непреклонен.
— Я должен знать, Друзилла.
Воцарилась тишина, и он решил, что она так и не отважится рассказать ему. Но вдруг она заговорила.
Ее голос дрожал и прерывался, она запиналась на каждом слове, ее слова звучали так тихо, что временами он едва слышал ее, и все же она говорила и говорила, как бы испытывая облегчение от возможности довериться ему.
Она рассказала, как леди Уолден наняла ее в гувернантки к своим детям. У Друзиллы уже была репутация беспринципной женщины, ей уже пришлось уволиться с нескольких мест, где на нее обрушился целый поток оскорблений, где ей пришлось пройти через все степени унижения.
Ее рассказ был искренним, она ни капли не преувеличивала нанесенные ей обиды, и маркиз прекрасно понимал недосказанное.
Сначала Друзилле показалось, что в доме лорда Уолдена она наконец нашла покой и убежище, которые так долго искала. Леди Уолден была довольно скучная и чопорная особа, однако, общение с нею не было неприятным. Казалось, она даже одобряет то, как Друзилла воспитывает ее детей.
Через некоторое время, когда первое напряжение и страхи улеглись, Друзилла поняла, что ей больше не надо защищаться.
Как она узнала, лорд Уолден почти постоянно жил в Лондоне, в то время как леди Уолден, хрупкой и болезненной женщине, легче было жить за городом, где почти не было светских развлечений.
Когда впервые приехал лорд Уолден, у Друзиллы не возникло никакого ощущения опасности. Это был мужчина средних лет, и она не обращала на него особого внимания до тех пор, пока однажды, когда она вела детей из классной в спальню, он не встал на пути.
Он едва коснулся ее руки — но этого было достаточно! Инстинкт подсказал ей, что перед ней опасность.
На следующий день он зашел в классную сразу после обеда. При виде его она моментально нацепила очки и поднялась.
Она знала, что в это время леди Уолден обычно отдыхает. Дети уже лежали в кроватках, дверь в детскую была открыта, и у Друзиллы появилась надежда, что лорд Уолден решит, будто они спят.
— Добрый день, мисс Морли, — сказал он.
Она сделала реверанс.
— Добрый день, милорд.
— Садитесь, — сказал он. — Я зашел, чтобы проверить, удобно ли вам, есть ли у вас все необходимое.
— Я всем довольна, благодарю вас, милорд.
— А дети вас слушаются? Вам нравится здесь?
— Очень, милорд.
— Прекрасно, прекрасно.
Разговаривая, он медленно приближался к Друзилле, сидевшей возле камина. Наконец он оказался перед ней — огромный, широкоплечий, он стоял и смотрел на нее.