— Тебе удобно во всем этом великолепии? — спросила я Анджелу.
— Боже мой, нет, конечно. У меня все руки чешутся под кружевами, а жесткие вставки корсета давят на соски.
Она встала и потянулась, поворачивая изящную шейку, отчего от сложной конструкции из завитков и кос отделилась еще одна светло-русая прядь. На минуту ее внимание привлек спящий на мраморном полу молодой человек: его подружка прикорнула рядом, положив ему на живот голову с разметавшимися черными кудрями.
— Сразу понятно, что он австралиец, правда? — сказала Анджела, снова садясь. — Взгляни на его ноги — прямо как деревья.
Растрепанный Джереми, проснувшись, распрямился в кресле и уже читал финансовый журнал. Его худые ноги, торчащие из синих шорт, были покрыты темными волосами. Он зевнул и почесал пальцем ноздрю.
Я заметила, как по лицу Анджелы пробежала легкая тень брезгливости, прежде чем она снова повернулась ко мне.
— Обещай мне кое-что, Рози, — сказала она с тем истинно сестринским выражением на лице, с каким иные женщины обращаются к тем, которых выбрали в качестве временных союзниц. — Обещаешь?
— Что?
— Сначала обещай.
— Ладно, обещаю.
— Обещай перед любой покупкой всегда заглядывать в магазин за углом, прежде чем принять решение.
Вскоре после того, как новобрачная поделилась со мной этим перлом мудрости, на ее рейс объявили посадку. Шагая к выходу и влача за собой с четверть акра белого атласа, она обернулась ко мне и в последний раз помахала на прощание. Я поняла, что никогда больше ее не увижу. Но ее неоконченная драма не давала покоя моему воображению.
Прошло несколько дней. Гуляя вдоль реки в городе, полном необычных звуков и незнакомых запахов, я все еще продолжала думать, как все закончилось. Вряд ли Анджела предусмотрела, что букет придется сдать на таможне. Я совершенно ясно представляла себе, как она хлопает ресницами перед парнями в форме таможенников и спрашивает, какое отношение имеют предупреждения о портящихся фруктах и фруктовых мушках к ее прекрасному букету? Я не думала, что это тронет таможенников, но они, по доброте своей, подождут, пока Анджела не выйдет через высокие вращающиеся двери, прежде чем выкинуть белые розы и розовые орхидеи в грязное мусорное ведро аэропорта.
— Почему ты мне не сказал? — спросила она Джереми.
— Не переживай, девочка, я куплю тебе новый букет.
— Но он будет не такой.
— Какая разница, малыш?
— Для меня очень большая! Но тебе, похоже, все равно!
Да, вот так она огрызнется, но сразу же пожалеет об этом. Она ведь знает, что невесты не огрызаются. Невесты спокойны, безмятежны и счастливы.
«Соберись, Анджела! — скажет она себе. — Это же твой медовый месяц!»
Это слово казалось таким сладким в исполнении туристического агентства на Пикадилли. Медовый месяц! Она чувствовала, как звуки буквально тают во рту, когда он произнесла это слово, обращаясь к бесцветной девушке за стойкой, которая, без сомнения, жалела, что это не она летит в Австралию в свой медовый месяц. «Да, мне можно позавидовать, — думала Анджела, — даже если у меня нет орхидей!» И она вычеркнула букет из своей воображаемой картины и вместо этого сосредоточилась на том, как будет махать рукой — совсем как принцесса.
Когда молодожены Катберт заняли свои места в австралийском авиалайнере и стартовали к финишу своей свадебной эпопеи, Анджела взяла мужа за руку. Она заулыбалась, как кинозвезда, увидев, как луч света сверкнул на ее золотом обручальном кольце. Остался всего час. Всего лишь час, маленький кружок времени размером с циферблат ее часов «Раймонд Уэйл» (которые, конечно, безупречно сочетались с часами Джереми). Когда погасли таблички «Пристегните ремни», стюардесса в обтягивающем ее изящные формы синем костюме протянула новобрачным, маленькую бутылку шампанского и два пластиковых стаканчика.
— Мы хотим вместе с вами отпраздновать ваш торжественный день, — улыбаясь, проговорила она с сильным австралийским акцентом.
День был ветреный, как раз такой, когда разгораются пожары в степи, и самолет трясло. В одной из зон турбулентности, потеряв равновесие, стюардесса опрокинула прямо на белую атласную юбку Анджелы стаканчик красного вина, предназначенный для джентльмена в следующем ряду. В глубине души, на самом- самом ее дне, Анджела понимала, что девушка не виновата. Но понимание было запрятано слишком глубоко и не помешало ей завопить:
— Дура! Посмотри на мое платье! Ты хоть представляешь, сколько это платье стоит? Нет! Конечно, нет! Ты его погубила, глупая, неуклюжая корова!
Стюардесса стала смущенно извиняться и промокать пролитое вино.
— Перестань! Не трогай! Ты только хуже сделаешь, кукла безмозглая!
— Послушайте, извините, она вспылила. У нас был действительно трудный день, — вмешался Джереми.
— Как ты смеешь? Ты еще смеешь ее выгораживать?
— Послушай, ты ведешь себя неразумно.
Тут Анджела заметила, что уголок рта ее мужа дрогнул в едва заметной улыбке.
— Ты надо мной смеешься?
— Ну, вообще-то… Извини, милая… Ты и правда немного смешно выглядишь.
Анджела вскочила с места, проплыла по проходу между креслами в конец салона, в тесный туалет, который она почти наполнила пышными залитыми вином юбками, и начала плакать. Когда слезы кончились, она посмотрела на себя в зеркало. Под безжалостным светом флюоресцентных ламп она увидела свое заплаканное, помятое лицо. Наверное, где-то в пути они пересекли линию дат. Все было кончено. Кончился ее счастливый день.
Но она так легко не сдастся. Она вытерла размазавшуюся тушь и глубоко вдохнула, наполняя легкие решимостью. Она вернулась на свое место и сидела рядом с Джереми в сдержанном молчании (нет, поймите, она вовсе не дулась), пока самолет не приземлился и не остановился.
— Еще раз поздравляем. И мне действительно очень жаль, — сказала неловкая стюардесса, передавая Анджеле сумки с полки над сиденьями.
— Я понимаю, что вы не нарочно, — сказала Анджела.
Нет смысла дуться на человека в день своей свадьбы. Новобрачная должна быть счастливой. И великодушной. А раз больше некому позаботиться о ее счастье, придется ей показать свое моральное превосходство и сделать все самой.
У люка самолета она настроилась. Она выйдет, улыбнется и помашет рукой. Все просто: выйти, улыбнуться, помахать. Но едва она шагнула вперед и ступила на трап, как налетевший яростный порыв ветра сорвал фату с ее головы и понес над взлетной полосой к видневшимся в дали соснам лесопосадок.
Мистер и миссис Катберт наблюдали эту необычную сцену через огромное стекло зала прилетов. Под ураганным ветром залитые вином юбки Анджелы стали серьезной помехой движению: они громко хлопали на ветру, пока она с трудом одолевала первые несколько ступенек. Когда модельеры создают шелковые свадебные туфли-лодочки, даже если те стоят больше средней зарплаты за полмесяца, они, к сожалению, не проверяют их на устойчивость. Вот почему, спустившись до половины лестницы, Анджела поскользнулась и проделала остаток пути на заднице.
— Ах, бедняжка! — воскликнула мама Джереми, пряча насмешливую улыбку за носовым
